Они шли между гранитными глыбами, упиваясь прозрачной свежестью горного воздуха. Вендис наклонилась и погладила ветку невысокого кустарника, густо усаженного мелкими коралловыми цветками. Весь склон рдел ими, придавая острым граням пейзажа невинную хрупкость.
— Это и есть тот самый вереск?
— Да. Нравится?
— Очень красиво. Почему ты несешь открытую флягу?
Кезон побултыхал огненной жидкостью и вдруг озорно подмигнул своей девушке.
— Нам нужно сделать маленькое подношение.
В нескольких шагах из-под россыпи камней била тонкая струйка источника. Потом она преобразовывалась в небольшой ручеек, сохраняя свою хрустальную чистоту. Кезон присел на корточки рядом с его руслом. Почтительно и торжественно наклонил флягу, и тягучие янтарные капли упали в воду родника.
— Здесь берет начало Источник Мимира. Дальше по насыпи он уходит под землю, в пещеры, простирающиеся вниз на тысячи стадий. Мы не пойдем туда. Они напугают тебя. Но старый Мимир любит выпить, и мы с удовольствием доставим ему эту возможность.
В нескольких шагах от ручья гранитную гальку прорвала массивная коричневая рука разветвленного окаменевшего корня дерева. Вендис невольно обернулась. Поблизости она не увидела ни одного ствола, способного пустить такие гигантские щупальца, узловатыми корневищами взявшие в кулак целый холм грунта. Кезон удобно устроился на одном из них и указал Вендис место рядом с собой. Когда она опустилась подле, мужчина достал из своей сумки клетчатый плед и тщательно укутал им ее узкие плечи.
— Знаешь на чем, вернее, на ком мы сейчас отдыхаем?
Вендис пожала плечами.
— Еще на одной легенде?
— Бери выше. Это отросток корня Мирового Древа Иггдрасиль. Когда-нибудь мы с тобой пройдем по всем мирам, ожившим под его сенью. И насладимся их красотой и гармонией.
Вендис рукой откинула назад свою пышную шевелюру и заглянула Кезону в глаза:
— Ты всегда будешь со мной?
Он погладил ее руку.
— Тот тяжелый жестокий обет, что ты приняла, сковал нас воедино. Навсегда. — Он говорил негромко, но последнее слово эхом отдалось от древних гор.
— Я не хотела связывать тебя, — помолчав, сказала она.
— Прости. Я не так выразился. Хотел сказать, что мы теперь одно целое, — Кезон улыбнулся и скорчил потешную извиняющуюся гримасу.
Потом посерьезнел. Даже погрустнел.
— Меня огорчает лишь то, как мы поступили с твоей дочерью.
— Она знает, что я не погибла. Она понимает, что мое место рядом с тобой. Если бы мне пришлось тебя покинуть — вот тогда я умерла бы. Навечно. Окончательно. Там, в реале. Может быть, сейчас она этого не принимает, но придет время — и поймет обязательно. И мы встретимся совсем по-другому.
— Хотелось бы, — вздохнул Кезон.
Они помолчали, любуясь величием окрестной природы. Кезон простер свою руку в сторону солнечного заката и вновь заговорил:
— Там, в двух днях нашего пути, среди скал Лювьяберга взметнулись ввысь башни крепости Менглед, нашего нового дома. Мы ступим под ее своды, и вечером будет задан пир по случаю нашего прибытия. В главной зале зажгут наполненные пчелиным воском литые бронзовые шандалы, жарко запылает камин. Тебе понравится местный народ. Немного угрюмые, иногда грубоватые, они способны на самую искреннюю дружбу. Мы будем слушать песни этого края, пить хмельное пиво и брусничную наливку, а после, ночью, поднимемся по винтовой лестнице центральной башни и будем давать имена звездам, которых ты никогда еще не видела. Две из них станут носить два твоих имени. Они — твои будущие покровительницы в этом мире, они будут указывать тебе путь и защищать свою госпожу от дорожных невзгод. Через неделю мы предпримем небольшую поездку к берегу седого древнего океана. Я покажу тебе его воды вечности, еще не знавшие лодок, управляемых человеком. Мы построим челн, и ты первая поплывешь по его волнам. Потом мы устанем от безбрежности и вечного подавляющего спокойствия океана и вернемся домой, соскучившись по гранитным утесам и вересковым пустошам. Слуги будут жарить нам горных баранов на вертелах, поливать их кипящим маслом.
— Йотуны примут нас?
— Конечно. Они принесли мне обет верности и ждут моего возвращения. И верят, что оно состоится.
Вендис поправила прядь волос на лбу своего возлюбленного. Привычным жестом. Совсем так же, как когда-то делала это в его пустой квартире на улице Карла Либкнехта.
— А что будет с твоим учением и с твоими способностями? Ты создашь здесь, в Йотунхейме, школу своих последователей?
Кезон хитро сощурил глаза.
— Учить этих шалопаев? Ты шутишь? Они все в предвкушении веселой и беззаботной жизни, а ты говоришь — последователи! Только стоит мне об этом заикнуться, как они разбегутся в разные стороны, словно зайцы!
— Неужели все твое знание пропадет? Оно бесценно!
— Пропадет? Не думаю. Мир так устроен, что в нем ничто не пропадает и не образуется из ниоткуда. Я уверен — еще придет день, когда знание будет по-настоящему востребовано. Для людей. В качестве защиты. Но не будем об этом. Дадим возможность времени течь так, как ему заблагорассудится, и не будем его торопить. Хорошо?
— Хорошо, — согласно улыбнулась Вендис.
Сзади со склона посыпалась галька. Из-за ближайшего валуна показалась соломенная шевелюра Суллы.
— Эй, отшельники! Похлебка уже бурлит в котле, а у нас бурчит в животах. Заканчивайте со своим уединением, для этого в замке у вас будет целая спальня. Во имя человеколюбия и наших пустых желудков прошу вас вернуться.
— Клянусь, я сначала увидел из-за камня нос этого мошенника, а потом уже все остальное. — Кезон поднялся с корня и подал руку Вендис.
Они пошли к лагерю среди благоухающих медом вересковых кустов. Ветер, словно огромный свирепый пес, тут же унял свои прыжки и игры и стал ласкаться к полам их походной одежды. На Йотунхейм, испросив позволения у своего властелина, опускалось плотное покрывало ночного мрака.
Мой джип, блестя только что отполированными на автомойке боками, остановился у знакомого подъезда. Несмотря на будний день, все свободное пространство оказалось забито припаркованными машинами. Мощно уркнула турбина дизеля, я, перевалив через бордюр, залез на крутой склон и заглушился. Из подъезда, подслеповато щурясь от яркого весеннего солнца, вышел Женька в настежь распахнутой на груди куртке. Мы пожали друг другу руки и обнялись. Все-таки не виделись уже целый месяц после моего переезда. Я с беспокойством осмотрел друга, задержал взгляд на заправленных в ботинки шнурках и бледном небритом лице.
