после чего Мигель занял почетное место близ Исабель, демонстративно повернувшись спиной к Ксандеру. Ксандер, впрочем, никак это не отметил и вообще стал тихонько переговариваться с Катлиной, так что упражнения юных кабальеро в надменных усмешках и брезгливых взглядах пропали втуне. Исабель никак не могла решить, приятно ей это или нет. Конечно, наглость вассала поощрять не стоит, но…
– Добро пожаловать.
Шелест разговоров тут же стих. Все как по команде вытянулись и даже выстроились. Кто-то попробовал ответить – судя по акценту, кто-то был из неугомонных авзонов – но на него шикнули, и воцарилась окончательная тишина.
Ректор ещё с минуту обозревал их, опершись подбородком на сложенные ладони, а потом встал и вышел вперед, опираясь на свою трость.
– Вы молодцы, – сказал он наконец в это гробовое молчание, и на его лице вдруг появилась усталая, но тёплая улыбка. – Вы замечательные молодцы, знайте это. И запомните этот день и этот час, потому что что бы ни случилось с вами потом, вы навсегда останетесь теми, кто выдержал испытание Академии.
По залу прошёл лёгкий вздох, и Исабель поняла, что в нём был и её выдох облегчения. Все расслабились, заоглядывались, словно и в самом деле пытались запомнить окружающее во всех деталях, заулыбались друг другу; кто-то из парней одобрительно хлопнул соседа по спине, другие приосанились. Алехандра, оказавшаяся рядом с Исабель, порозовела от удовольствия и обняла свою фламандку за плечи. Исабель решила, что она тоже довольна. Одно дело – знать, что ты лучшая хотя бы по праву крови, и совсем другое – когда это признают другие, и по твоим заслугам.
– И не думайте, – продолжил ректор, и все сразу вновь умолкли, – что здесь будут иметь значение ваша кровь или слава ваших родственников. Вы попали сюда только своими силами, и здесь вас будут судить только по вашим словам и делам. И постарайтесь, чтобы вы и дальше оставались достойны звания учеников Трамонтаны. Приобрести это достоинство и потерять из-за небрежности и глупости – вот это будет настоящий позор.
Теперь уже никто не улыбался, не выпячивал грудь и не сохранил румянца. Исабель и сама вдруг ощутила что-то вроде тяжести, будто каждое слово ректора д‘Эстаона было камнем, и все они падали ей на плечи – но сутулиться было нельзя…
Ректор же, сделав паузу, окинул их ещё одним взглядом серых, как свинец, глаз и вдруг нахмурился. В режущей слух тишине раздалось громкое жужжание и снова смолкло, но на этом лоб д‘Эстаона разгладился, и он снова улыбнулся.
– Но теперь вам надо освоиться – ведь Академия отныне ваш второй дом, а в доме надо устроиться как следует, не так ли? Поступим мы так, – он прижал указательный палец к губам, задумчиво постучал им, словно ещё решая, куда их всех девать. – Вы сейчас вернетесь к той двери, откуда вы все вошли… Не переживайте, в Лабиринт вы оттуда уже не попадете… Там вас ждут ученики нашего старшего курса, и они-то вас и проводят туда, где в этом году вам назначено жить.
– О да, – выдохнула рядом Алехандра, – сейчас бы ванну!
– Другое дело, что там вас ждёт ещё одно небольшое испытание, – сообщил ректор, прищурившись. – Сущие мелочи, право, по сравнению с тем, что вам уже удалось пройти – поэтому я верю, что уж с этим препятствием на пути к еде и сну вы справитесь легко. Благо теперь вы вместе.
На лицах окружающих – волей-неволей многие при этих словах переглянулись, и Исабель решила, что беды не будет, если она сделает то же – отразился тот же сплав сомнения, готовности и беспокойства, который наполнял и Её.
– Что ещё… Завтрашний день принадлежит вам – кроме, конечно, ужина, который всё-таки в вашу честь, – улыбка ректора стала немного ироничной, – так что постарайтесь его не пропустить. А теперь я желаю вам успеха и доброй ночи, господа… студенты.
И развернувшись на каблуке, он снова, как тогда в атриуме, исчез.
Озадаченные этим действием, они все, как один, ещё мгновение просто пялились туда, где только что стоял глава Академии. Наконец кто-то шевельнулся, кто-то потянул за рукав соседа, кто-то сказал первое слово – и двадцать два новоиспеченных студента пошли к той двери, откуда так недавно победно появились.
– Нас двадцать один, – сказал Ксандер за её спиной, будто прочитав её мысли.
Она не обернулась, только кивнула: ей-то какое дело?
Но невольно стала пересчитывать – только быстро сбилась со счета и бросила это занятие.
***
Перешагнув порог, она, уже готовая, несмотря на уверения, увидеть былую комнатку, обнаружила белопесочную дорожку и аккуратно подстриженный газон. её спутники тоже заоглядывались – кто-то даже наклонился потрогать траву. Исабель оглянулась тоже: позади была самая что ни на есть обычная дверь и изящное, всё в причудливой готической резьбе здание. Над головами шумели вполне обычные деревья, через которые были видны вдали могучие стены гор. А впереди, с торжественной важностью ожидая их, стояли двое – молодой человек и девушка, и на груди у каждого сиял звездой тот самый камень, что и у каждого из новичков.
– Добро пожаловать, братья наши меньшие, – сказал наконец парень, завладев всеобщим вниманием.
– И сестры, – поправила его девушка, и глаза у неё искрились таким же несколько снисходительным весельем; они переглянулись и перемигнулись.
– Вам сейчас за нами, – продолжил парень.
– Только не отставайте! А то тут недолго и заплутать.
И больше ничего не говоря и только лукаво улыбаясь на просьбы об объяснениях, они пошли вперед, и их подопечным ничего не оставалось, как идти следом, как и было указано.
Так они пересекли центральную шестиугольную площадь и прошли сквозь платановую рощицу. При первом же виде полагавшегося новичкам жилища провожатые опять улыбнулись, оставив их и пожелав удачи. Впрочем, новички, уже увлечённо разглядывавшие доставшуюся им резиденцию, задерживать их не стали.
От одного взгляда на их новый дом Исабель поёжилась.
Дело было даже не в том, что один его вид легко доказывал, что его создатели не только ничего не знали о земном тяготении, но и знать не хотели. Будто созданные из струй весенних ручьев и летних ливней, взмывали ввысь своды в сверкающей дымке брызг. Сам камень башенных стен был, казалось, полупрозрачным, как зеленоватый алебастр или неограненый аквамарин. Всюду в прихотливом узоре мелькали искусно выточенные рыбы, взлетали на гребнях каменных волн веселые ундины, поддерживая на тонких руках ажурные балконы, и причудливо, как водоросли, изгибались немыслимые лестницы. Над озером, окружавшим башню как широкий ров, полускрытым лотосами и склоненными ивами, парил на стройных арках
