волосы и улыбнулась:
– Так что, дядька Фрол, поговорим?
Говорили мы долго. Орали, рыдали, угрожали… Не так уж много у меня было способов надавить на старосту, а вот он мог испортить мне жизнь очень легко, и знал это. Но в рукаве оставались кирасиры и жалоба на вредительство. В итоге мы договорились. Староста поклялся не спаивать больше магов. Кинул мне через калитку кошелек, пообещал прислать с дочкой дорожного припаса и муки в извинение.
– Только, госпожа ведьма, – проныл он, когда я собралась зайти в дом, – про свадьбу-то? Три дочери у меня!
– А про свадьбу проклятие сниму, как из поездки ворочусь, с травами. А то вдруг вам в голову мысль придет потерять ведьму в лесу?
Староста потемнел лицом и хотел было разразиться тирадой про неблагодарное ведьмово семя, но тут до калитки доковылял зелененький маг, и дядька Фрол поспешил убраться. Я же насмешливо смотрела на стажера, понимая, какой урок только что получил столичный щеголь.
– За что? – прохрипел Гийом, хватаясь за колья калитки. Крутило его знатно, и губы уже обметало – нужно было пить, а до воды еще идти и идти.
– За наглость, – нежно улыбаясь, ответила я, – с какой стати маг решает что-то за ведьму?
– Так я маг…
– А я ведьма! Вот за тебя и решила!
– Но это неправильно! – искренне возмутился он. – Ба… женщина всегда мужчину слушает…
– Так то женщина, – протянула я, – а не ведьма! Я в твой кошель не заглядываю, так и ты в мой не лезь!
Маг ткнулся в калитку и… не попал. Еще раз попытался войти, но я покачала головой:
– Иди к своему разлюбезному старосте. Пусть он тебе еще самогоночки в сидр подольет!
Мужчина постоял, покачиваясь и недоумевая. Я же хранила молчание. Вся его одежда – на нем. Он официально здоров. Кормить и терпеть его в своем доме я более не обязана. А вот староста – да.
– Ну хоть напиться дай! – прохрипел маг.
Я пожала плечами:
– Сейчас Марыську пришлю. И не пытайся зайти, я сняла разрешение, – с этими словами я вернулась в дом и велела девчонке отнести магу полведра воды и ковш.
– Только сама за калитку не выходи, – наставляла я ее, – передай через колья – и обратно. Когда от старосты припас принесут, меня зови!
Марыська ушла, а я занялась обедом, печально вспоминая закуски, которые подавались старосте и магу. Нам с Марыськой о копченом сале и свежем хлебе оставалось только мечтать – ни муки, ни мяса в погребе не было, последнюю муку потратили на лепешки.
Между тем “чуткое ухо”, которое я подвесила на калитку, докладывало мне ситуацию. Маг принял ведро, напился вволю и вылил остатки воды на свою дурную голову. Марыську выманить из-под защиты даже не пытался, вернул ведро, судя по стуку, и ушел. Я с долей облегчения поставила чайник – все же ведьме с магом не тягаться, и мою защиту он наверняка мог взломать одной левой. Просто чувствовал себя плохо.
Остаток дня я потратила на ведьмин огород. Грибные грядки следовало полить, кое-какие травы собрать и унести под навес, а еще я выяснила, что чердак ведьма тоже использовала как сушилку для того, что следовало доводить до кондиции на легком сквозняке – под крышей прятались слуховые окна, открывающиеся на все стороны света. Там я, поразмыслив, развесила ивовые ветки – ободрать с них кору можно и позже, а сохнуть в таком виде они будут долго.
Марыська возилась с печью и оборками – для трав следовало взять с собой корзины, мешки и много-много веревочек, чтобы связывать собранные растения в пучки. Вот их девчонка и резала из какой-то потрепанной тряпицы, найденной в бане.
Потом еще дочь старосты прибежала с парой корзин. В одной лежали мука, крупа и немного дорогого сахара в бумажке. В другой – кусок окорока, кусок масла, дюжина яиц и четвертина каравая.
– Мамка прислала, – потупилась девчонка, – велела спросить, когда я замуж выйду.
Я прищурилась. Старостина мудрее мужа. Или дочерей больше любит.
– Из леса вернусь, на жениха погадаем, – сказала я старостиной дочке, – но я тебе и так скажу, что замуж выйдешь, и дети будут. Не торопись только.
Девчонка радостно закивала и унеслась, а я вздохнула с облегчением – все же я рисковала, и сильно.
Подарочки мы прихватили в дорогу – яйца сварили, а прочий припас переложили в мешок. С крупой да маслом не пропадем!
Спать мы легли, едва село солнце, а встали в прозрачных утренних сумерках. Зевая, выпили остывшего за ночь бодрящего отвара, взяли мешки, корзины, припасы, заперли дом на деревянный шпенек и вышли к воротам. Буквально через десять минут подъехала телега. На передней грядке сидел мрачный, как сыч, Петр. Я удивилась:
– Ты опять провинился?
– Староста отправил, – вздохнул парень, – сказал, зачтет за налог.
– Ты бы ему не сильно верил, – проницательно заметила я, – без бумаги он тебе еще чего-нибудь насчитает.
Петр только вздохнул в ответ и быстро закинул наши пожитки в телегу.
В телеге храпел маг. Я присела рядышком и хмыкнула – ну, староста, ну, жук! Судя по всему, он стажера сразу к Петру и сплавил. И посоветовал спать сразу в телеге ложиться. Теперь маг посапывал на толстом слое прошлогодней соломы, пока мы мостились рядом на тонкой перинке. Ну да, Марыськину перинку и два одеяла мы взяли с собой – спать на голой земле то еще удовольствие, без которого я точно обойдусь.
Ехали не спеша, по холодку, и уже на выезде из деревни я заметила, что за телегой бежит пес. Обычный такой, не особо крупный деревенский кобель, но в тряпичном ошейнике.
– Ой, это чей? Не убежит? – спросила я.
– Это мой, – ответил Петр, – с нами поедет. Будет ночью охранять.
Я покивала, а Марыська почему-то спрятала в кулачок смешок. Мы тряслись в телеге сначала до тракта, потом по тракту и откровенно дремали, потому как вокруг все тянулись сады, поля и огороды.
Пейзаж изменился только к полудню – кончились сады и поля, начались луга и сенокосы. Вот тут я попросила сделать остановку. Маг к этому времени проснулся, так что всем захотелось остановиться, смыть дорожную пыль и перекусить. Петр знал эти луга, поэтому отъехал в сторону, под деревья, и вскоре указал нам небольшой ручеек в глубокой промоине.
Холодная вода принесла облегчение. Мы заполнили бадейку для лошади, налили воды во фляги и поделили лепешки с зеленью на четверых. Маг ехал без багажа, а у
