Петра с собой была одна корзинка неизвестно с чем. Я повздыхала, но разделила припас на всех. Потом мы с Марыськой пошли на луг. Солнце стояло уже высоко, и кое-каких трав можно было набрать и тут. Нет, мы не собирались тащить их с собой в недельное путешествие. Нарезая пучки валерианы, васильков, кипрея, душицы, зверобоя и пустырника, мы плотно обвязывали их оборками и стаскивали к маленькому “покосному” навесу. Там развешивали густо-густо, собираясь забрать добычу на обратном пути.
Траву срезали специальными короткими ножами. Я указывала Марыське травку, которая нужна, и она училась выбирать крепкие растения в нужной поре, а еще развлекала меня болтовней. За нами бегала собачонка Петра, и вот она навела меня на вопрос – почему Марыська смеялась, когда парень упомянул собаку.
– Так над матушкой Петра, Повилихой, вся деревня смеется, – сказала девчонка. – У нее трое сыновей родилось, она всю жизнь хвалилась, как ей повезло – никто в подоле не принесет.
Я хмыкнула. Обычно судьба таких громких заявлений не любит.
– Старший сын уехал на заработки в Дресковец, да там и остался, – делилась информацией помощница, – средний женился на дочке купца и тоже в город переехал. Одна невестка далеко, внуков Повилиха ни разу не видела. Вторая в Стародубске живет, но со свекровью не знается, гордая.
– А Петр не женат, – делаю вывод я.
– Да не просто не женат, – Марыська опять прыскает, – он, как братья уехали, хозяином в доме остался, вот и таскает матери подранков разных. То щенка, то котенка. Его уж как видят с завернутой рубахой, начинают Повилиху спрашивать, кого ей в подоле принесли!
Я не удержалась и тоже похихикала:
– И много принес?
– Много! Она орет, ругается, а поделать ничего не может, кормилец-то в доме один!
Я покивала понимающе. Землю королевским крестьянам выделяют, если есть кому ее обрабатывать. Думаю, с отъездом старших братьев сады и огороды Повилихи и так сильно уменьшились в размере. А если и младший уйдет – останется она с одним домом и маленьким огородом при нем.
– Так у него своя псарня? – уточнила я.
– Да нет, – пожала в ответ плечами Марыська, – у него мало кто остается. Он выхаживает да пристраивает. В деревне уж все знают, что у Петра звери воспитанные, спокойные, и если на заимку куда или в лес, то лучше у него взять. Правда, если кто с его собакой или кошкой плохо обходиться будет – может и в прорубь макнуть, и назад забрать.
– Вот как, – сказала я, переходя на новую полянку. А парень-то молодец! Непростое это дело – котят да щенят выхаживать. И за своих заступаться.
Работали мы с Марыськой до четырех пополудни. Когда жара спала, умылись, попили воды, сжевали еще по лепешке и упали на телегу – спать.
Отоспавшиеся в жару мужики тихонько болтали, но нас не трогали до вечерней стоянки. На этот раз мы остановились у заболоченного озерца. Комаров тут, конечно, была пропасть, но Петр встал с телегой на горушке, так что зудящий гнус сдувался ветерком, а я добавила на упряжь и одежду по паре капель полынной настойки – чтобы и другие насекомые к нам не липли.
Разводить костер оставила мужчинам, а вот воду очистила сама. Когда на огне забулькала вода в котелке и в горшке, сыпнула в котелок крупы, а в горшок – травок, собранных на лугу, велела Марыське присматривать, а сама пошла по берегу, зная, что вот в таких полуболотцах можно накопать много всего интересного.
Вернулась перемазанная тиной и илом, зато с добычей. Озерцо, хоть и приболоченное, оказалось проточным, так что тут нашелся чилим, корневища аира, а на мокрых от вечернего тумана берегах я нашла багульник и череду. Рвать было, конечно, не совсем подходящее время, но я сорвала немного – вдруг в дороге кто простынет?
Пока я возилась, прибирая корневища и травы, каша поспела. Петр, не чинясь, принес мне еще бадейку воды, я очистила ее наговором, умылась, ополоснула ноги и руки. А с подола грязь поутру отряхну, как раз высохнет.
Мы поели, выпили чаю и легли спать – все вчетвером на телеге. Путь и лето, а земля болотистая, влажная, так и тянула тепло.
Утром встали на самом рассвете, умылись, доели кашу, допили отвар и поехали дальше. В таком ритме и путешествовали. С собой травы почти не везли – только корневища аира я закопала в солому, а все остальное подвешивала сушиться в густых кронах или под навесами, надеясь, что хоть что-то уцелеет.
По дороге мы два раза останавливались в трактирах – тут уж платил маг. Вернее, предъявлял свой магических жетон, по которому мага, находящегося на королевской службе, должны были кормить и предоставлять ему ночлег, как и его спутникам. Про свое ведьмовство я помалкивала. Марыська выглядела обычной деревенской девчонкой, я в дорогу натянула самые поношенные юбку и блузку, так что недалеко от нее ушла.
Ночевать, пусть в плохонькой, но постели, мне нравилось больше, чем в телеге, но деваться было некуда – из-за сбора трав мы часто проезжали мимо трактиров, а потом возвращаться было уже глупо.
Пограничная крепость появилась перед нами издалека – все потому, что вокруг нее было расчищенное свободное пространство примерно на два полета стрелы. Я догадывалась, что это сделано специально, и критически изучала истоптанную землю. Дорога очень условная, но ворота крепости были закрыты, и над ними виднелись шлемы стражников.
Гийом сидел в телеге с напряженной спиной, во что-то вглядываясь, а потом облегченно вздохнул.
– Защита устояла? – поняла я.
– Да! Контур истончился, но есть! Сейчас поем и восстановлю.
Телега неспешно подъехала к воротам, стражники обменялись с магом несколькими словами, и наконец ворота со скрипом отворились.
Внутри крепостица не произвела на меня впечатления – не считая высоких стен с толстым земляным валом, она выглядела практически как любая деревенька. Отличия лишь в том, что все дома двухэтажные, да по углам крепости торчат сторожевые вышки.
Посмотреть на наше прибытие собралась целая толпа. В последнем городишке маг вдруг тряхнул мошной и закупил кучу сладостей, крепких настоек, пряностей, иголок и ниток, каких-то платков и пару стопок бумаги. Деньги взял в единственном отделении королевского банка. В итоге последние сутки мы больше шли рядом с телегой, чем ехали, чтобы не натыкаться все время на эти богатства. Теперь же я поняла, зачем маг это сделал – все, кто нас встречал, смотрели на телегу, как босяк на сахарного петушка – жадно,
