розыска длинные руки.
Он направился к выходу.
– Сергей, погоди, – попросил я.
– Чего тебе, Жора? – удивился он.
– Вот, гляди! – Я показал ему наградной браунинг. – Ничего не говорит?
Кондратьев переменился в лице. Напрягся, взгляд его стал пронзительным и тяжёлым.
– Ещё как говорит! Где взял?
– Тут у одного реквизировал.
– А ну пошли, посмотрим.
Я завёл его в комнату с двумя пьяными. Те по-прежнему дрыхли и даже не почесались, когда мы вошли.
– Вот, у него в кармане пиджака было, – показал я.
Мужик сладко причмокнул во сне, словно услышал, что говорят о нём. Но глаз не продрал.
– Обоих оформляем, – сказал Кондратьев и с завистью посмотрел на меня. – Ты ведь даже не представляешь, что нашёл…
– Конечно, не представляю, – улыбнулся я. – Может, поделишься деталями?
– Само собой, Жора: ты заслужил. Этого комбрига Ракитина уже месяц как ищут: и в Москве, и у нас в Петрограде. Всех на уши подняли, – сказал Кондратьев.
– А что с ним случилось?
– В том-то и дело, что не знает никто. Пропал наш комбриг аж в Москве. Вышел из дома и как в воду канул. А если учесть, что это не просто комбриг, а доверенное лицо самого товарища Троцкого… – от волнения Кондратьев запнулся. – Короче, сам понимаешь, улику в деле какой важности ты отыскал!
Я задумчиво почесал затылок:
– Что, будете раскручивать? Дело вроде перспективное.
Кондратьев усмехнулся.
– Да кто ж нам даст! Не по Сеньке шапка. Дело Ракитина в ведении ГПУ, угрозыск так, на подхвате. Надо будет чекистам сообщить о находке. Пусть дальше сами крутят… У нас, как ты понимаешь, и своих забот по горло.
– Понимаю, – кивнул я.
Ещё раз поговорить с Кондратьевым получилось после того, как мы вернулись на Рошаля, дом 8.
Бодунов отправился с докладом к начальству, мы с Сергеем остались одни.
– Чай будешь? – предложил он.
– Не откажусь.
– Тоже люблю это китайское зелье. В шалмане прихватил с собой чутка заварки и сахарку – не всё же нормальные чаи гонять деклассированному элементу, – подмигнул Кондратьев. – Ещё могу бутербродов сварганить. Ты ведь голодный?
– С утра перекусил, а потом так… святым воздухом питался.
– Тогда шамай! – Кондратьев поставил передо мной тарелку с бутербродами. – Бери, не стесняйся – это супруга моя, Мария Константиновна, приготовила.
– Вот это по-нашему! – Я с остервенением впился в бутерброд и, проглотил его, практически не жуя.
– Давай, налегай, – приободрил меня Кондратьев. – У меня что-то после аварии аппетита нет.
– Сергей, как ты понял – я ведь к вам не ради праздного любопытства заглянул, – заговорил я, когда с едой было покончено.
– Да я уже понял, – сказал он. – Ветров сказал – тебе надо помочь. После того, что ты для нас сделал, отказ равносилен преступлению. Говори, что надо.
– У тебя со следователем Самбуром хорошие отношения?
– Вполне. Не вась-вась, конечно, но и жаловаться грех. До сих пор ладили. А зачем тебе Самбур понадобился?
– Да есть зачем. Ты только ничего обо мне плохого не подумай, ладно, – попросил я.
– С чего бы мне о тебе так думать? – удивился Кондратьев. – Ты же в доску свой, зарекомендовал себя лучшим образом.
– Проблема у меня: мужа сестры обвиняют в убийстве. Дело ведёт Самбур. Я специально приехал в Петроград, чтобы пообщаться с ним, понять, нет ли ошибки.
– И что Самбур?
– Самбур… Посчитал меня контрой, разговаривать отказался.
– Это он может, – улыбнулся Кондратьев.
– Ваня через такое прошёл…
– Это я слышал. Расстрел, пытки – у любого психика пошатнётся.
– Погоди, ты что – Ваню Самбура за психа принял? – нахмурился Кондратьев. – Это ты, брат, зря.
– Не надо, Сергей, – попросил я. – Не говорил я такого. Просто мне показалось, что он склонен к резким и необдуманным поступкам. А следователь, если это действительно стоящий следователь, не вправе позволять себе такую роскошь. От него и закон и инструкции требуют в первую очередь объективности. И во вторую очередь – то же!
– Тут ты меня уел! – усмехнулся Кондратьев. – Я уже и сам пару раз прочищал Ване мозги. Оно вроде на какое-то время помогает, он успокаивается, а потом снова за своё.
– Другими словами – тебя он послушает?
– выделил главное в его словах я.
– Пока что контрой не называл и пристрелить не грозился.
– Тогда помоги наладить с ним отношение. Я ведь не отмазывать родственника приехал, а только хочу разобраться. Если Александр – убийца, я пальцем о палец не ударю, пусть его судят по всей строгости закона. Но если всему виной предубеждение следователя к его происхождению – а он из бывших, я в сторонке стоять не стану, – горячо произнёс я.
– Убедил! – согласился Кондратьев. – Сейчас с текучкой разберёмся, а потом двинем вместе с тобой к Ване. Мне самому интересно стало – как же оно было на самом деле… В кабинете появились Бодунов и Ветров. Оба сияли как начищенные пятаки.
– Ну, мужики, ну вы даёте! – восхищённо заговорил инспектор. – И Борща арестовали, и ниточку к Пантелееву нашли, да ещё и улику по исчезновению Ракитина обнаружили… Я как сообщил чекистам по телефону о наградном пистолете, так на том конце трубки чуть от счастья не охренели. В общем, скоро сюда прибудет оперуполномоченный ГПУ, он себе заберёт тех двух хануриков, у которых нашли оружие Ракитина. Также просили передать огромную благодарность от лица всего ГПУ, в том числе и лично товарищу Быстрову, который добровольно вызвался помочь в задержании особо опасного преступника. Держи пять, Быстров, – Ветров протянул руку.
У меня сначала чуть было не вырвалось «Служу Советскому Союзу», потом «Служу России»… А может, надо отвечать «Служу трудовому народу»? Голова чуть было не взорвалась от версий.
И я выбрал нейтральное.
– Ну что вы, товарищ Ветров – не мог же я бросить товарищей в трудную минуту, – ответил я, пожимая руку инспектору.
– Сергей, товарищ ввёл тебя в курс его дела?
– спросил тот. Кондратьев кивнул.
– Да, мы поговорили. Может, отпустите чуток пораньше, товарищ инспектор, чтобы успеть заняться вопросом товарища Быстрова?
– Иди хоть сейчас. Где Борща оставили?
– В Конюшенной больнице. Вы не волнуйтесь, товарищ Ветров, он не сдёрнет – пока Шуляка охранять приставили, насчёт смены я уже озадачился. Глаз с Борща не спустим, – доложил Кондратьев.
– Отлично. Тогда до утра ты свободен. Летучка завтра в девять, не опаздывай.
– Есть в девять! – Кондратьев засобирался.
– Жора, пойдём пока начальство не передумало. В кои веки домой пораньше попаду, – мечтательно добавил он.
Я взглянул на него с белой завистью. Как давно меня не встречала дома жена, как давно не прыгала на пороге в мои объятия
