дочка! Когда родилась Даша, я сразу понял: вот оно – счастье! Потом это счастье выросло, вышло замуж… но привычка бросаться в мои объятья никуда не делась. Как же я люблю тебя, моя девочка!
И как хреново, что теперь у меня не осталось ничего, кроме воспоминаний.
– Жора, да ладно тебе – всё хорошо будет!
– неправильно истолковал мою задумчивость Кондратьев. – Ваня Самбур – не такой дундук, как тебе показалось. Вот увидишь.
– Не сомневаюсь, – сказал я.
В суде следователя не оказалось. Как выяснилось, его рабочий день уже закончился, и Самбур уехал домой.
– Везёт следакам! – восхитился Кондратьев. – Мы, значит, света белого не видим, пашем от темна до темнадцати, а они от гудка до гудка по расписанию и с перерывом на обед.
– Да ладно тебе, – хмыкнул я. – И у следователей работа не сахар. Тоже бывает днюют и ночуют на службе.
– Да я так, пошутил, – отозвался Кондратьев. – Раз Ваню на работе не застали, поедем к нему домой: адрес я знаю.
– Тогда давай для скорости поймаем лихача, – предложил я. – У меня сейчас каждый час на вес золота.
– Не знаю, как у тебя с золотом, но лично у меня – в кармане вошь на аркане, денег нет, – предупредил Сергей.
– Угощаю! сказал я.
Жил Самбур на Фонтанке. Завидев меня, он не обрадовался, покраснел, захотел что-то сказать, но положение спас Кондратьев.
– Ваня, охолони! – попросил он. – Товарищ Быстров – наш человек и тоже сотрудник губрозыска. Мировой, я тебе скажу, парень! Благодаря ему мы сегодня Борща взяли.
На лице Самбура появился интерес.
– Борща арестовали?! Ты серьёзно?
– Думаешь – вру?! Ну. Как тебе доказать… Если перекрещусь – ты же не поймёшь…
– Не пойму.
– Тогда верь на слово. Цыган раскололся – дал наводку на Борща. Быстров вызвался ехать с нами, хотя совсем не обязан. Понятно, что Борщ нам не обрадовался – засел в биллиардной, стал отстреливаться – в общем, хрен подберёшься без пулемёта. Тогда Быстров, которого ты за контрика с какой-то стати принял, влетел в комнату и засадил Борщу пулю в ногу. Теперь Борщ в больничке, наши вечером возьмут у него показания. Такая вот история, брат, – выпалил Кондратьев и добавил укоризненно:
– И да, долго дорогих гостей на пороге держать собираешься?
– Да, простите… Можете заходить, – посторонился он.
Меня почему-то не удивило то, что в его комнате находилась памятная по прошлому визиту Раиса, она же Рая. Увидев меня и Кондратьева, она покраснела, стала собираться.
– Рая, погоди! – остановил Самбур. – Я поговорю с товарищами и провожу тебя. Темень на дворе, да и обстановка к одиночным прогулкам не располагает.
– Я сама, – сказала Рая, но нам удалось её отговорить.
Самбур вызвался напоить нас чаем, но Кондратьев решительно замахал руками:
– Слушай, во мне и так уже два ведра воды, если ещё выпью – лопну.
– Ну, а вы? – посмотрел на меня сменивший гнев на милость Самбур.
– Не вы, а ты! – улыбнулся я. – И вообще – предлагаю познакомиться заново: Георгий, можно просто Жора!
– Иван. Извини меня за прошлый раз – я тебя не за того принял, нагрубил… Срываюсь порой, на себя потом в зеркало смотреть стыдно.
– Проехали! – не стал лезть в бутылку я.
– Так что насчёт чая, Жора? – облегчённо вздохнул Самбур. – Правда, заварка так себе, как говорится – веником пахнет, но всяко лучше пустого кипятка. Налить?
– Ну… пожалуй с меня пока тоже хватит жидкости на сегодня. Давай лучше по делу поговорим, – предложил я.
– Ну давай. Ты насчёт Александра Быстрова интересовался – так вот что я тебе скажу, Жора: плохи его дела.
– Насколько плохи? – напрягся я.
– Хуже некуда. Всё против него: и мотив, и отсутствие алиби, и показания свидетелей.
– Ну а сам он что говорит?
– Ничего.
– То есть как ничего? – не сообразил я.
– Вообще ничего. Молчит, будто в рот воды набрал. Ты про меня плохого не подумай – я напраслину возводить не собираюсь, допросы и расследование вёл как положено. Но твой родственник категорически отказался помогать следствию. В общем, у меня нет другого выбора – на днях отправляю дело в суд. А там уже как решат. Думаю, приговор будет серьёзный и ничего хорошего Александру не светит.
– Расстрел? – взволнованно спросил я.
– Расстрел вряд ли, но лет восемь дадут, – пояснил Самбур.
– Был бы социально близким, дали бы меньше. – вставила Рая. – Но это при условии, что политику не затронут.
– А при чём тут политика? – удивился я.
– Вроде бы основной мотив – ревность, это чистой воды уголовщина.
– Убитый – преподаватель военшколы. При желании можно подвести базу под сознательное вредительство.
– Ну, это перебор, – заметил я.
– Перебор, конечно, но всё будет зависеть от прокурора. Если обвинение в суде будет поддерживать Шатилов, твоему родственнику не поздоровится, – добавила Раиса. – Он карьеру делает, хочет перебраться в Москву, а для этого ему нужны громкие и желательно политические дела. Девчонки из прокуратуры говорят, что он сейчас политику к месту и не к месту приплетает.
– Вижу, у тебя больше информации, чем у меня, – покачал головой Самбур. – Кстати, ты права – Шатилов ко мне уже обращался насчёт этого дела: узнавал детали, просил побыстрее оформить. Похоже, именно он собирается быть обвинителем на суде.
– Что-то уж больно совсем хреновый расклад выходит, – вздохнул я. – Ваня, а где сейчас держат Александра?
– В «Крестах».
– Можешь организовать с ним свиданку? – без особой надежды в голосе спросил я.
– Товарищ Быстров, вы что себе позволяете?! – сразу перешёл на официальный тон следователь, но Кондратьев его одёрнул:
– Не кипятись, Ваня! Если Жора разговорит родственника – кому от этого будет хуже?
– Иван, я обещаю: если Александр – убийца, я заставлю его написать чистосердечное, – твёрдо пообещал я. – Пусть садится в тюрьму. У меня из близких только сестра, я не позволю ей жить с таким человеком.
– Сделай, Ваня! – попросил Кондратьев. – Проведи официально по бумагам, как попытку воздействовать на обвиняемого при помощи его родственников. Ни одно начальство не придерётся. Ну, пожалуйста – ты ведь знаешь, что я тебя никогда не подводил!
– Я одного не понимаю, а твой какой интерес в этом деле? – нахмурился Самбур.
– Да никакой – просто есть такое понятие, как взаимопомощь и выручка. Если не будем стоять друг за друга – нас уголовная шушера размажет как кисель по тарелке, – сказал Кондратьев.
– Действительно, Иван – ты же ничего не потеряешь, – встала на нашу сторону Раиса, и, кажется, её слова и стали той соломинкой, что сломала хребет верблюда.
– А, хрен с вами! – махнул рукой Самбур.