Выпили молча, молча закусили.
Наконец Шано прервала молчание.
— Что вы, в самом деле! — сказала она неожиданно громко. — Сидите как… Как на похоронах. Не обижайся, Сузи, я не это имела в виду. Но ведь нам все удалось, черт подери! Все получилось! Тебе радоваться надо! И тебе, Мартен!
— Да, — согласилась Сузи. — Наверное, ты права. Я тоже так думаю. Просто я устала.
— Я подвезу тебя, — сказала Шано.
— В Альта-Леве? Это далеко. Не стоит, поеду автобусом. Можно, машина несколько дней постоит здесь?
— Конечно, — сказала Шано. — Я предупрежу швейцара. Все равно бокс в гараже свободен.
Мартен, до того сидевший в глубокой задумчивости, покачал головой, как будто отгоняя невеселые мысли.
— Странно чувствую себя, — сказал он. — Не то спящий проснулся, не то машина времени сработала. — Мартен со смущенной ухмылкой развел руками. — Надо начинать жизнь сначала.
— Надеюсь, законопослушную жизнь? — осмелев, ввернул Виллем.
— Помолчал бы уж, — быстро осадила его Шано. — А то дождешься — донесу в дисциплинарную комиссию. Кто здесь регулярно совершает должностные преступления? А если серьезно, Мартен, я тебе как юрист советую по крайней мере первое время держаться в рамках закона. Пока не привыкнешь.
— Кстати, а каковы сейчас законы насчет кладов? — спросил Мартен, странно усмехнувшись.
— Клад — собственность нашедшего и хозяина владения, на территории которого найден, в равной доле, — сказала Шано. — Только налоги надо уплатить.
— Налоги жуткие, — печально произнес Виллем, как будто он сам нашел клад, а государство его безжалостно ободрало.
— Кому принадлежит дом в Алекс-парке? — повернулся Мартен к Сузи.
— Мне, — сказала Сузи. — Дед… прадед подарил мне его шесть лет назад с условием, что буду за ним ухаживать до самой своей смерти, — она чуть усмехнулась. — Дядюшка Рене и тетка Сесиль до сих пор в жуткой обиде. Они полагали, дом перейдет к ним.
— Что ж, предлагаю вам половинную долю, — сказал Мартен. — Все эти годы в месте, не известном вашему прадеду, лежали спрятанные мною ценности.
— А с чего это вы прятали ценности в нашем доме? — изумилась Сузи.
— А с чего это Акил Героно стал жить в моем доме? — в тон ей ответил Мартен.
— Этот дом — приданое прабабушки.
— Значит, она получила дом по моему завещанию, — сказал Мартен. — А когда дом принадлежал мне, я положил в тайник кое-какие вещи, и теперь, полагаю, они мои… и ваши.
— Если уж на то пошло, то и дом, и клад принадлежат вам, — нахмурившись, проговорила Сузи.
Мартен покачал головой:
— Я не собираюсь объяснять всему свету, каким образом я так хорошо сохранился с тысяча девятьсот одиннадцатого года. Дом юридически принадлежит вам — ну и бог с ним, мне он уже все равно чужой. Я достаточно молод, чтобы заработать еще не на один дом. Но мне нужен стартовый капитал… Хотя бы для того, чтобы заплатить долг Шано. Кстати, ты обещала выписать счет.
— Непременно, — кивнула Шано. — Завтра представлю.
— Я бы хотел снять эту квартиру до конца месяца.
— Учту, — сказала Шано. — А помощь в извлечении клада не нужна? Обожаю искать клады!
Мартен встал, достал из шкафа саквояж и сказал:
— Клад уже здесь.
— Эти бумажки? — разочарованно протянула Шано.
Вместо ответа Мартен стал выкладывать на столик футляры с драгоценностями. Шано открыла один и присвистнула.
— Ни-че-го себе. Действительно — клад.
Сузи почти равнодушно открывала футляр за футляром.
— Так эти побрякушки, наверное, в розыске с одиннадцатого года, — с надеждой протянул Виллем, глядя на драгоценности жадным взглядом.
Мартен постучал пальцем по одному из сложенных вчетверо листков бумаги, которые лежали в каждом футляре:
— Все честно куплено у Бертена Герца. А это — чеки.
Шано развернула листок и даже присвистывать не стала, покачала головой.
— Герц? Это теперь «Лаворель-Денвиль»? — спросила она, задумчиво почесав в затылке. — Я даже не знаю, у кого проконсультироваться по этому вопросу. Ладно, спрошу у господина Мюллера. Давайте составим опись, — сказала она Мартену. — А ты, Виллем, пока подумай, как без шума внести Мартена в полицейский компьютер.
Это только считается, что Северингия — свободная страна; практически же здесь невозможно оказаться вне поля зрения полиции: нет северингийца, который не имел бы в кармане водительских прав или заграничного паспорта, или листка социального учета, или военного билета — а наличие любого этого документа означает, что его обладатель числится в электронной картотеке Главного полицейского управления. Рано или поздно перед Мартеном встанет необходимость получения документов, а Виллем за соответствующую мзду мог подготовить для этого почву безукоризненно.
Шано вывела опись на принтер и сложила футляры обратно в саквояж. Туда же последовали ценные бумаги, на которые была составлена отдельная опись. Несколько секунд она критически рассматривала саквояж, потом, в свою очередь, засунула его в свою объемистую сумку. Призадумалась на минутку, подтянула к себе телефон, набрала номер:
— Алло, сосед! — Ей ответили что-то, она рассмеялась. — Нет, а что? Ну-ну, а сам-то?.. Ага, нужен. Ты можешь прямо сейчас уделить мне полчаса своего времени? Нет, не спрашивай… Да… Да… Я сейчас выйду.
Она положила трубку и объявила:
— В соседнем доме есть отделение «Банк вад-Корис». Сниму там сейф и оставлю на хранение саквояж.
— А звонила кому? — ревниво спросил Виллем.
— А тебе что за дело? — отрезала Шано. Она оглянулась на Мартена. — Позвоню из банка, тогда можешь отпустить Виллема.
— Ты что, мне не веришь? — патетически воскликнул оскорбленный до глубины души Виллем. — За кого ты меня…
— Ладно, — сказала, не обращая внимания на этот вопль оскорбленной души, Шано, — можешь и сейчас его выставить. Только, чур, я не виновата, если меня обворуют по дороге в банк. Знаешь, спокойнее, когда все заинтересованные лица в поле зрения. Пока!
Она повесила сумку на плечо, прижала локтем к боку, потом передумала, взяла сумку в охапку. Мартен открыл ей дверь. Одновременно открылась дверь соседа — давешний рыжеватый парень вышел за порог и приветливо улыбнулся Шано и Мартену.
— Мартен — это Карс Долемгамель, Карс — это Мартен Саба, — быстро представила их друг другу Шано и направилась к лифту. Карс кивнул Мартену и последовал за ней.
Мартен закрыл дверь и прислонился к ней спиной — постоять, подумать. Из прихожей ему был виден профиль Сузи, устало откинувшейся в кресле; по полу беспокойно перемещалась туда и сюда тень обиженного Виллема.
