— Мартен — это Карс Долемгамель, Карс — это Мартен Саба, — быстро представила их друг другу Шано и направилась к лифту. Карс кивнул Мартену и последовал за ней.
Мартен закрыл дверь и прислонился к ней спиной — постоять, подумать. Из прихожей ему был виден профиль Сузи, устало откинувшейся в кресле; по полу беспокойно перемещалась туда и сюда тень обиженного Виллема.
«Бедняга. Переживает, — подумал Мартен. — Что это Шано на него набросилась? Безвредный тип».
Потом он подумал, что скоро Шано позвонит, сообщит, что бриллианты благополучно доставлены в банк.
И что вот и закончилась первая жизнь Мартена.
И началась вторая.
Об этих странных существах знали еще древние греки… К сожалению, античность и Средние века оставили лишь несколько легенд о таинственных существах… и лишь начиная с эпохи Возрождения мы получаем о драконах сколько-нибудь ясное представление. Исследователь, всерьез занявшийся драконологией, прежде всего сталкивается с проблемой классификации….Все предложенные классификации европейских драконов глубоко ложны… С древних времен драконы считались рептилиями. Остается вспомнить, что китообразные с тех же самых времен считались рыбами….Выводы, если угодно, делайте сами.
Святослав Логинов. «К вопросу о классификации европейских драконов»
— С августовскими туманами к людям приходят Синие Драконы.
Сузи стояла у плиты и готовила кофе; ее замечание о Синих Драконах было ответом на реплику Лоис: «Ах, какой сегодня туман…»
Туман приполз с близкого Отейна, таинственно окутал кусты и стволы деревьев; а над ним сияло безоблачное яркое небо.
— Что за драконы? — легкомысленно спросила Лоис. — Те, что о семи головах? Огромные и злобные?
— Драконы редко бывают злобными, а Синие Драконы и вовсе никогда, — ответила Сузи, разливая кофе. — Но все драконы обожают шутки. Хотя у них своеобразное чувство юмора. Трудноописуемое, я бы сказала.
— Они такие умные? — удивилась Лоис.
— А как же! — воскликнула Сузи.
— Хм, — Лоис отхлебнула кофе. — А почему они не любят людей?
— А кто вообще любит людей? — философски заметила Сузи. — Драконы любят только себя. Бывали, правда, случаи, когда они спасали людей, но только тогда, когда спасались сами, а человек мог им помочь.
— Ты их видела? — безмятежно спросила Лоис. Она привыкла к таким разговорам и относилась к ним спокойно, хотя кое-кто из их общих знакомых считал Сузи немного чокнутой
— Их многие видели. Может быть, и ты тоже.
Лоис удивилась:
— Д-да… вроде нет.
— Как знать. Драконы любят прикидываться чем-нибудь другим, более привычным. Иной раз увидишь в тумане человека — а это просто дракон развлекается, голову морочит.
«А что, если те, кто сомневается в нормальности Сузи, не так уж и не правы? — подумала Лоис. — И кто тут кому голову морочит?» Хотя Сузи — как-никак, дипломированная ворожея. Вот и чудит по-своему, профессионально. Такие россказни были хороши века два назад, когда не было ни кино, ни телевидения, да и книжек, считай, тоже; вот люди и собирались вечерами у каминов за неспешной беседой. В том числе и о драконах.
Но сейчас, утром, хоть и туманным, но все же и солнечным, ясным, когда по радио звучит рок, а вдали слышится звук заходящего на посадку самолета, что бы там ни говорила Сузи о своих Синих Драконах, поверить ей было трудно.
— Мне пора, — сказала Лоис, с сожалением отодвигая пустую чашку. — Меня ждут мои сирые и убогие. А у тебя какие планы? Что-нибудь интересное?
— О да! — засмеялась Сузи. — Налоговый инспектор!
— С чего бы это?
— Похоже, он подозревает меня в каких-то финансовых махинациях и сокрытии доходов. Этот тип полагает, что я такая же штучка, как Ури Геллер, а того периодически в чем-то уличают.
— А может, ты ему просто понравилась?
— Если бы! У него в глазах сплошные пункты, параграфы и установления.
Лоис засмеялась и, кивнув на прощание, поднялась. Вышла из дома и прошла через садик на улицу. На калитке сверкала новая латунная табличка:
«Доктор философии Сузи Героно. Гадание и магия».
2Два километра до клиники Лоис прошла пешком; уж очень хорошее было утро, так и хотелось впитывать в себя теплый сыроватый воздух конца лета.
В клинике о лете пришлось забыть; время, заполненное привычными хлопотами, процедурами, лицами десятков больных, летело незаметно. После обеда Лоис увидела на диванчике рядом со столиком дежурной медсестры одного из своих любимцев, Каспера Двенадцатого; он сидел, как всегда, тихо, с безучастным видом вперившись в кафельную стену прямо перед собой.
Имя Каспер Двенадцатый было, конечно, прозвищем. Надо же было как-то называть этого бесцветного до полупрозрачности человечка, которого доставили в бессознательном состоянии из городского сквера две недели назад. Пока он не пришел в себя, его называли просто Двенадцатым, по номеру палаты, в которую поместили, — никаких документов при нем обнаружено не было; когда же Двенадцатый пришел в себя, оказалось, что он не помнит ни своего имени, ни где живет — на все расспросы он отвечал невразумительно.
— Амнезия? — спросила тогда Лоис у дежурного врача.
— Чушь, — фыркнул в ответ тот. — В жизни амнезия встречается гораздо реже, чем в телесериалах. Куда больше наш Двенадцатый напоминает Каспера Хаузера. Слышали о таком?
Лоис не слышала и не стыдилось этого. Не так уж давно она работала в клинике, а если бы и не так, то что ж ей, каждого больного помнить? Правда, как выяснилось, Каспер Хаузер вовсе не был одним из пациентов. Врач рассказал Лоис его историю, и за Двенадцатым закрепилось прозвище Каспер Двенадцатый.
Его уже можно было выписывать, но нельзя же так просто выписать человека, который ничего о себе не помнит.
И вот сейчас Каспер Двенадцатый сидел на диванчике около ее столика с привычно отсутствующим видом.
Поймав взгляд Лоис, он встал и застенчиво улыбнулся.
— Я хочу домой, — сказал он.
— А ты знаешь, где твой дом? — ласково спросила Лоис. Этот невзрачный человечек неопределенного возраста, от тридцати до пятидесяти, напоминал ей ребенка лет пяти. Впечатление усиливалось ясным незамутненным взглядом его ярко-синих глаз; Каспер Двенадцатый, без сомнения, был умственно неполноценным, однако его неполноценность не вызывала отвращения, скорее участие и сочувствие.
