Так, еще одна интересуется Димкой. И что им всем надо? Отзваниваться он не стал, просто собрался, вышел их квартиры, запер дверь на ключ. На улице было ветрено и холодно, несмотря на солнце.
Нечего тащить этих молокососов на поляну, нечего! Надо ехать туда одному, в дождь, в грязь, в слякоть, в какую угодно погоду. Пусть ему одному откроются иные миры и новые измерения! Да, точно, так им и надо! Возмездие уже наступило! Зря Димка смеялся над Сидами…
Ветер приятно щекотал лицо. Мишка, кажется, впервые в жизни ощутил, как чудесная волна — предчувствие триумфа! — подхватила его на свой гребень и несет к заоблачным далям…
По дороге шагалось легко: ее прихватило первым морозцем. Пауль кутался в старую рваную куртку, которую ему отдали женщины на ферме. Они провожали его с нескрываемой радостью — лишь бы ушел. Пауль выяснил у них, в каком направлении надо идти, чтобы выйти к побережью. Идти предстояло довольно долго, но к вечеру вполне возможно было добраться до своих (и пристрелить Треберна!).
Свежий ветер поначалу придавал сил, тем более, что дул он в спину, но вскоре Пауль почувствовал слабость. Ему пришлось сесть прямо на землю и немного отдышаться. «Интересно, дойду до вечера? А если нет? На ночлег проситься? А куда?»
До ближайшего перекрестка он шел долго. Часа два с половиной. Время от времени приходилось делать передышки, и Пауль злился на себя за свою усталость и беспомощность. Он не удивился, когда увидел на скрещении двух дорог господина в городской одежде, точь-в-точь такого, какой приснился ему в горячечном бреду. Кажется, Пауль вообще разучился удивляться. Он дошел до перекрестка и поздоровался. Господин в плаще и шляпе протянул ему руку.
— Ну что, тезка, как себя чувствуешь?
— Мы уже с вами на «ты»? — сердито спросил Пауль, пытаясь отдышаться
— Ах, простите, господин Леверкюн, я нарушил этикет, — нагло улыбнулся Поль. — Вы задеты? А между прочим, я уже волновался — не пытаетесь ли вы увильнуть от выполнения условий договора. А это чревато, между прочим…
— Напомните мне их, а? — покорно попросил Пауль, и огляделся.
Слева была пустошь, поросшая болотной травой, вдали блестела вода. Справа, ближе к горизонту, скучились домишки, над которыми возвышались колокольня и шпиль: то ли городок, то ли деревенька на одну улицу.
— Красивые места, правда? — осклабился Поль. — Видите вон то болото? Очень живописное место, особенно рано утром, когда туман по нему стелется. Просто как молоко — ничего не видно, руку вытянешь — нет руки! Часто корова по дурости идет сочной травы пощипать, зайдет чуть в сторону и — ух! — в воду. И нет коровы. Глубоко там. Редко, но бывает, и люди пропадают. Но нам с вами в другую сторону. Вон туда, — он махнул рукой в сторону деревни.
— А что там?
— А ничего, зайдем в кабачок, посидим, Вы отдохнете, и я расскажу, чего именно я требую с вас за то, что не дал вам отдать Богу душу.
Поль взял Пауля под руку, как старого приятеля, и они неспешно зашагали к деревне.
— Хороший здесь кабачок, называется «Глотка адова» в честь этого самого болота.
— Мне про него священник Треберн рассказывал…
— Священник? Про кабак?
— Нет, про болото…
— А я-то уж думал… Так вот с этим кабачком связана забавная история. Я, как Вам уже говорил, из местных жителей, хотя уже много лет живу в Кемпере, достаточно далеко отсюда. Моя мать родилась недалеко от фермы Ниверник, где вас выхаживали мои дальние родственницы. Ну, если правду говорить, мы все здесь немножко родственники. Но не в этом дело. В общем, давным-давно мой далекий предок научил местного кабатчика гнать отличнейший самогон. Мой прапрадед был… ээээ… как это получше сказать… химик-любитель и механик одновременно. Он сконструировал особый аппарат и рецептуру, но терпения довести до ума свой эксперимент у него не было. И он продал и рецепт и аппарат хозяину кабака. Самогон получался замечательным, янтарным, его пили так же легко, как сидр… Но с более серьезными последствиями. Кабатчик разбогател, но умер, не дожив до старости. Печень подвела… Представляете, отстроил новый каменный дом, и так весело отметил новоселье, что в ту же ночь дом сгорел… ну и дела у него после этого пошли не так уж хорошо. А потом рецепт его напитка кто-то из слуг разболтал соседям, и пошло — поехало. Больше никто из его потомков не смог сколотить приличного состояния. Но такого самогона, как здесь, вы нигде больше не найдете! Но мы с вами, пожалуй, ограничимся сидром. Вы должны четко и ясно запомнить инструкции.
«Вербует? Но кто он и на кого мне надо будет работать? Черт их разберет, запутаешься где тут бретонские СС, где сопротивленцы, где свои, где враги, где я сам…»
— Нет, не вербую. Вы подписали договор, согласно которому вы обязаны доставить мне в 10-дневный срок со дня подписания некий предмет. Отдадите его мне — будете свободны до самой вашей смерти.
— А что за предмет? — насторожился Пауль. — К штабным документам я доступа не имею…
— Пауль, не нужно врать так уж откровенно, это во-первых, а во-вторых, меня не интересуют документы вашего штаба. Они мне не нужны.
— А что нужно-то?
— Сейчас объясню. Вы, кажется, дружили с Треберном?
— Нет уж, дружбой это не надо называть.. Просто… как объяснить-то? Мне нужен был хоть кто-то для интеллектуальных бесед. На войне тупеешь, а тут хоть один образованный человек. Ну и конечно, священник в курсе всех слухов, сплетен, которые гуляют по городу. Это было полезно… Я так считал… Я не думал, что он связан с этими… А вообще кто они были?
— Треберн, как и все священники — против оккупантов. Он в душе актер и политик, и был не против поиграть в опасные игры. Сейчас Треберн далеко отсюда, отпускает грехи набожным юношам из местных, которые сбиваются в кучки и гордо называют себя «движением сопротивления». Дом его, конечно же, пустой, ваши коллеги и сослуживцы уже побывали там, но никого и ничего не нашли. Дверь сломана, поэтому проникнуть туда легко. К тому же ваш визит в дом священника будет уместен — сделайте вид, что ищете нечто, что вывело бы вас на след тех, кто похитил полковника… Ваше рвение, я думаю, оценят.
— А вам-то что надо в этом доме? — спросил Пауль, который уже начинал задыхаться от ходьбы.
— А вот мы и пришли… — вместо ответа вкрадчиво пропел Поль.
Они подошли к приземистому дому без вывески. Со стороны и не догадаться было, что это — кабак. Но свои, видимо знали, а чужих здесь не ждали. Впрочем, ни своих, ни чужих в этот ранний час в кабаке не наблюдалось. Внутри было полутемно, слабый дневной свет падал косыми бледными лучами на каменный пол. Большой — во всю стену — очаг, несколько столов, лавки с резными спинками, стойка, за которой стоял человек неопределенного возраста в одежде неопределенной эпохи, все это показалось Паулю настолько нереальным, что он нервно замотал головой. Пахло сыростью и той особой плесенью, которая водится только в старых домах.
