пора, Эжени…
В конце концов, Женя не выдержала и захохотала. Она смеялась и смеялась, до колик, до боли в груди. Смеялась, как сумасшедшая, как помешанная. Чтобы не рухнуть на пол, она прижалась к стене. Алекс таращился на её во все глаза, переступал с ноги на ногу и не знал, как себя вести.
Потом на глаза Жене попались невинные белые лилии, доживавшие свой короткий век на полу. Грустная картина! И хохот превратился в вопль. Всё то жуткое, что сидело в ней, заворчало, заскреблось, запросилось наружу. Приезд идиота Романа. Какая нелепица! Какая глупость! До слёз… Исчезновение дяди, месяцы томительного ожидания и мучительного страха за его жизнь. Дядя лежит в медицинской капсуле, вокруг снуют дроиды. Его тело… Дядя сильно похудел, осунулся. И кровь… кровь толчками вырывается из раны на его груди. Она его потеряла, потеряла по-настоящему! Правда о прошлом дяди. Нападение гильдейцев. Да ведь её чуть было не убили! Жуткий рассказ Алекса.
«Нет, об этом лучше не вспоминать! Не смей думать об этом, иначе рехнешься!»
А Женя и без того вплотную подошла к помешательству. Мёртвый дядя, проклятое природное оружие, посетители центра «Бриллиант», которых сожгли заживо. Она ясно представила их искаженные болью лица, на которых вздувались пузыри. Гильдия. Её дядя помогал террористам, мучил людей, мучил… Его больше нет, а ей, ей придется жить с этим. Придется жить… придётся… А тут ещё и Роман. Этот нелепый, глупый Роман, который нёс полную чушь. Нет, он какое-то нереальное существо, чудовище из другого мира. Скучного, благополучного, равнодушного, в котором ей, опасной сумасшедшей, места нет. Нет места, нет…
Наверное, Женя оглохла от крика, раз больше себя не слышала. Ей хотелось плакать, хотелось выплеснуть из себя боль, выпустить наружу, как джинна из бутылки, освободиться. Но слёз не было, только сухие, тяжёлые рыдания. Женя не чувствовала рук Алекса, крепко прижавшего её к себе, едва ли девушка слышала, как он пытался успокоить её, не видела его испуганных глаз. Но всё же ощущала его присутствие. Он не оставил Женю, не покинул, не бросил. Не испугался. Он был рядом в самую страшную для неё минуту. В момент, когда пелена спала с её глаз, когда она точно очнулась ото сна, в котором застряла со дня исчезновения дяди. В момент, когда она отошла от шока и поняла, что потеряла, что дядя рискнул собой ради неё и погиб. А с ним умерло и то лучшее, что было в ней, то, что придавало ей сил и помогало бороться с агонией. Женя думала, что отдаст концы в ту минуту, но нет, она не умерла. Она продолжала держаться за Алекса, вцепилась в него мёртвой хваткой, ломала ногти, но не отпускала, и он не отталкивал.
И Женя была уверена: он понимал её лучше, чем кто-либо другой, он знал, что она чувствует. Он сам пережил нечто подобное.
* * *
«Если ты действительно хотел, чтобы я узнала правду, дядя, ты оставил подсказки. И я найду их», — повторяла Женя, переходя из одной комнаты в другую и копаясь в вещах погибшего профессора. Девушка приехала в Москву на пару дней, но не ради отца или идиота Романа, который повадился забрасывать её жалобными сообщениями. Она хотела хоть как-то помочь расследованию.
Квартира дяди со всем содержимым теперь принадлежала Жене, и она, пусть и с трудом, заставила себя переступить порог этого жилища. Большая, просторная, светлая квартира, каждый уголок которой был знаком с детства. Вот в этой маленькой комнате Женя жила целых пять месяцев, дядя забрал её к себе, пока шёл бракоразводный процесс родителей. На этой софе, под одеялом с пандами она спала, в этом кресле сидел дядя и читал ей вслух. А вот и её детские книги, старые дроиды, первый комп, бластер… На этой кухне дядя пытался приготовить завтрак, уверяя, что справится без роботов, но масло уже горело ярким пламенем, а молоко пенилось и готовилось вырваться из недр кастрюльки. На этом плюшевом ковре в гостиной Женя и Стася играли, ползали и кувыркались, хохотали до упаду, мешая профессору работать. Всё было родом из детства, всё напоминало о дяде. Женя не смогла бы тут жить, о нет!
Полицейские побывали в доме профессора раза четыре, рылись в его документах, вытряхивали из папок листы синтетической бумаги, просматривали записи, сделанные Асей, искусственным интеллектом квартиры, изучали оставшиеся на компе файлы и не нашли ничего толкового. Но что-то должно было остаться, разве нет? Иначе как, по мнению дяди, Женя нашла бы ответы? Нет, он что-то оставил для неё, лишь для неё одной. Ведь именно ради неё он согласился сотрудничать с Гильдией. Он хотел спасти племянницу, хотел избавить её от…
Женя хлопнула себя по лбу. Точно! Какая же она тупица, раз сразу не догадалась! Она слишком хорошо знала дядю, чтобы ошибиться. Всё для него имело скрытый смысл. Если он сотрудничал с Гильдией ради неё, то… Девушка вернулась в детскую и начала рыться в ящиках письменного стола. Куда она могла запропаститься…? Ага! Вот она! Детская медицинская карта. Карта Евгении Васильевны Логиновой. Пухлая папка синтетической бумаги, а в ней грустная история трех запутавшихся взрослых и одного несчастного ребёнка, с которым сотворили страшное, необратимое или…
Женя опустилась на пол и развернула карту. Запищал проклятый коммуникатор, и робот из приемной отца сообщил, что в 15:00 начнётся пресс-конференция Николая Рябинина — кандидата в сенаторы общегосударственного Тинга от «Партии прогресса», ставленника её отца. Василий Логинов по понятным причинам поддерживал технократов. Их правительство выделяло огромные деньги на программу адаптации планет Солнечной системы под человеческие нужды и на исследования соседних галактик. Женя должна была взять у Рябинина интервью. Что же… в запасе у неё ещё два часа.
И девушка начала изучать карту. В ней сохранились данные о первых восемнадцати годах жизни Жени, о медицинских обследованиях, анализах, об изменениях её состояния, о лекарствах, которые она принимала. Во всех данных ещё предстояло разобраться. Какая-то информация была внесена докторами, какая-то — профессором Никифоровым, строго следившим за здоровьем племянницы. Он оставил пометки и комментарии рядом с записями врачей. И если расположить их в хронологической последовательности, то получится настоящий дневник. Девушка начала «перетягивать» комментарии дяди на чистый лист бумаги. Первая
