Потом молоденькие и симпатичные сотрудницы (официантки, горничные, массажистки, далее по списку?) объекта Б/8 подали шашлыки по-карски и запечённую на гриле речную форель. Ник на девиц старался не смотреть, даже не знал, сколько их было. Две, три, четыре? Какое это имело значение? В настоящий жизненный момент все особы женского пола ему были глубоко несимпатичны и неприятны. Все – без единого исключения! Без единого? Ну-ну…
«Может, дружок, хватит придуриваться и манерничать?!», – искренне возмутился пьяный в хлам, а потому и полностью бесхитростный, внутренний голос. – «Край правого глаза уже давно высмотрел, что барышень именно четыре штуки – по числу постояльцев. Как тебе вон та, рыженькая и длинноногая? По мне, так очень даже пикантная штучка. Очень даже! Ей, конечно же, далеко до нашей несравненной Матильды Владимировны. Конечно, далеко! Но тоже – очень даже ничего…. Начальство, опять же, строго и однозначно велело, мол, надо отдохнуть качественно, без дураков…».
В конце концов, обнаглевший до неприличия голос был послан – в очень грубой форме – далеко и надолго, обиделся, замолчал и спрятался – где-то в самых глубинных недрах Души…
«Фээсбэшные» барышни, впрочем, оказались очень хорошо обученными и чувствовали настроение потенциального клиента, что называется, с первого взгляда-вздоха. Две из них, хихикая многообещающе и в меру развратно, уселись на колени к Агафонычу и майору Лени, а две, печально – видимо, для приличия – повздыхав, через некоторое время скрылись за широкой дверью «Хозяйственного блока».
– Вздыхали потому, что остались без дополнительных премиальных, – насмешливым шёпотом предположил капитан Вася, неожиданно оказавшийся приверженцем крепких моральных устоев.
Вскоре предсказуемо начались медленные танцы-обжиманцы.
– А я очень хорошо танцую танго! – неожиданно объявил Агафоныч, не выпуская партнёршу из крепких объятий. – А ты, милашка?
– Всё, что угодно! – коротко и ёмко ответила рыженькая деваха, так приглянувшаяся пьяному внутреннему голосу Ника. – Танго, так танго. Как скажете, мон шер! Как скажете…
– Николай Сергеевич, будь другом! – вежливо попросил подполковник, кивая головой в сторону навороченного японского музыкального центра. – Поставь нам с наядой соответствующий музон. Там имеется кнопочка – «каталог». Позволяет искать новую музыку, не выключая старой…. По-английски, естественно, написан тот перечень. Разберёшь?
– Разберу! – пообещал Ник.
Он поднялся со своего места, подошёл, слегка пошатываясь, к музыкальному центру, нажал на кнопку «Стоп» и объявил, предупреждая возмущённые и недовольные вопли:
– Господа и дамы! Я вам сейчас танго – сбацаю на рояле. Ну, и спою, как смогу…. Надеюсь, вы не будете против? Музыка и слова собственные, придуманные час назад, во время посещения финской сауны…. Танго? Пожалуй. В том смысле, что танго можно танцевать практически под любую медленную и печальную музыку, рвущую Душу напополам…. Тут всё зависит от внутреннего мира партнёров, от их душевного настроя. От понимания того непреложного факта, что наша с вами жизнь – ужасно коротка и полна немыслимых скорбей…
Возражений, как и предполагалось, не последовало. Ник медленно прошёл к роялю, уселся на белый крутящийся стульчик, попробовал правой ногой ход латунной педали и, проиграв короткое вступление, запел – с чувством и своевременными смысловыми паузами:
Вновь – навалилась осень. Гуляют дожди – по проспекту.
Капли стучаться в стёкла – таинственной – чередой…
И, опавшие листья, унесённые ветром,
К нам возвратятся снежинками – ранней – зимой…
И, опавшие листья, унесённые ветром,
К нам возвратятся снежинками – ранней – зимой…
Вновь – навалилась осень. Сердце – в дождях – утонуло.
Нет у меня больше сердца, как в камине – огня…
Вера моя – пошатнулась, надежда – опять – обманула.
Любовь? Не смешите, любезные! Не смешите – меня…
Вера моя – пошатнулась, надежда – опять – обманула.
Любовь? Не смешите, любезные! Не смешите – меня…
Старый мобильник – умер. Что был так звонок – когда-то.
Пиво – уже не помощник, водочка – на столе…
И электронные письма – не доходят – до адресата,
Налету – умирая, тая – в полночной мгле…
И электронные письма – не доходят – до адресата,
Налету – умирая, тая – в полночной мгле…
И я уехал – к югу. В дальний и южный – город.
Где – белоснежные пляжи, да – зелёный прибой….
Где я – когда-то – был счастлив, где я – когда-то – был молод,
Где – под пыльными пальмами – мы целовались с тобой…
Где я – когда-то – был счастлив, где я – когда-то – был молод,
Где – под пыльными пальмами – мы целовались с тобой…
Древнее, древнее кладбище – за низким забором пляжа,
Низкий могильный холмик – тот, что в цветах – всегда…
Розы и незабудки, и хризантемы – даже,
А по лицу – так пошло – снова течёт вода…
Розы и незабудки, и хризантемы – даже,
А по лицу – так пошло – снова течёт вода…
Нет, не могу я – где море – так беззаботно сине,
Там, где старинное кладбище – тихо дремлет – во мгле…
Милая русская осень, добрая и чуть – дождливая…
Я уже возвращаюсь! Я – возвращаюсь – к тебе…
Милая русская осень, добрая и чуть – дождливая…
Я уже возвращаюсь! Я – возвращаюсь – к тебе…
Ник самозабвенно пел, а его внутренний голос – временами мудрый и отходчивый – надоедливо продолжал излагать свои нравоучительные сентенции: – «Что-то, братец, ты совсем захандрил. А ведь раньше слыл – среди друзей, родственников и знакомых – неисправимым и записным оптимистом…. Не рано ли прощаешься со своей Любовью? Веришь всяким и разным – скользким прохиндеям и сумасшедшим ублюдкам…. А чему нас учил в своих бессмертных произведениях великий Джек Лондон? «Человек непобеждён, пока его не победили!». Ну, кто там нас победил? Кто – конкретно? В том-то всё и дело, что таковых персон пока не имеется в наличии…. Не имеется! Следовательно – что? А то, что мы ещё непременно повоюем! То бишь, поборемся – до конца…».
Бурные аплодисменты, текила, шашлык по-карски, незабываемый коктейль «Смерть старого пирата[18]», форель, запечённая на гриле, сухое красное вино….
Через некоторое время Ник, прихватив с собой на две трети опустевшую бутыль виски и неразборчиво извинившись перед собутыльниками, отправился спать. Слегка пошатываясь, добрёл до своего номера, вошёл, захлопнул за собой дверь, упал на двуспальную кровать под шёлковым балдахином и, закрыв глаза, почувствовал, как медленно и неотвратимо погружается в тёмный омут…
