паркуром в старом районе Нью-Йорка. Видишь ли, это веселое развлечение их предков.
«Не красовался бы тогда перед остальными, не застрял бы сейчас здесь», – сказал себе Стефан и только потом понял, что невольно дошел до одного из выходов наружу.
Ему настолько хотелось узнать правду, что он не стал себя останавливать, надел защитный костюм и вышел.
Он сам участвовал в обработке пораженных участков, потому пошел туда, где лично нанес ядовитый для заразы раствор.
Дошел и замер. Корень, сухой, словно опаленный раствором, мерцал от одиноких, мелких желтых вкраплений.
– Ты тоже это видишь? – спросил у него по связи один из его коллег.
Стефан обернулся и сразу увидел другого рабочего, который, видимо тоже не удержался и решил все проверить лично.
– Если оно опасно, то теперь мы точно все умрем, – сказал мужчина, не дождавшись ответа. – Потому что никто нам не поможет.
Стефан сглотнул и снова посмотрел на корень. Ему показалось, что желтых пятен стало больше, но они несомненно были, а значит бактерия не погибла.
Глава 32
На огромном поле голограммера мерцала картина со склада. Сотников, Ободов и Кракс о чем-то переговаривались, а затем Ободов выстрелил в камеру, оставив им только яркую вспышку и немой вопрос: разве журналисты так стреляют?
– Видимо, стреляют, – глубокомысленно сказал Артур, так, словно намекал на что-то ужасное и всем понятное.
Эта его короткая фраза еще больше напугала людей, а сомневающихся насторожила.
Журналисты так не стреляют, – люди в этом даже не сомневались, но пугало их не только это.
– Майкл Кракс заблокировал доступ к системе водоснабжения и вентиляции, – сообщил голос одного из техников из динамика рации в руках Артура. – Он оставил нам сообщение: «Жду переговоров».
– Еще издевается, – с искренней злостью процедил Артур и снова посмотрел на черноту голограммера, пытаясь решить, что ему делать.
– Выходит, мы у него в заложниках? – робко спросила девушка-лаборантка, схватив Артура за локоть.
– Да, выходит, что так, – охотно подтвердил Артур и тут же спросил: – Что у нас с запасами пищи?
– В столовую ее только на сутки приносят, остальное на складе, – ответила ему женщина, работавшая здесь на выдаче специальных питательных пакетов.
– То есть нам и есть нечего скоро будет? Замечательно! – воскликнул Артур, взмахнув руками.
Его трясло от ужаса, потому он едва не забыл о своей роли, но, сделав один шаг, быстро опомнился и замер.
– Извините. Мне надо подумать, – сказал он, выбираясь из толпы.
Ему вдруг показалось, что теперь эти люди могут его уничтожить за любое неосторожное слово просто потому, что он пошатнул их хрупкий мир, а ложью или правдой – значения не имеет.
– Вы тоже подумайте, – попросил он, обернувшись. – Вы ведь понимаете, что я не стратег, а просто человек, рискнувший всем ради вас. Мне нужны ваши идеи. Нам нужны эти идеи. Подумайте, через час проведем собрание и решим, что нам делать. Вместе.
Он врал хотя бы потому, что точно знал, что никому ничего не позволит решать, но лучше им этого не понимать.
Ему сейчас надо было самому подумать и решить, что делать, потому он поспешил в свою комнату, чтобы, наконец, уничтожить всё, что могло его выдать.
Он запер за собой дверь и стал судорожно собирать разбросанные записи. Судя по тому хаосу, в котором они валялись, кто-то здесь побывал. На вопрос «кто» ответ был один: Майкл Кракс. Больше никто не смог бы открыть дверь, но, если верить реакции остальных, он был здесь один.
«Один – это хорошо», – сказал себе Артур и выбросил все бумажки на металлический пол душевой.
Руки у него дрожали, потому включить зажигалку сразу не удавалось – маленький электрический прибор дрожал в руке вместе с пальцами. Попасть по влажной от нервного пота кнопке не получалось, вернее, он попадал, но палец соскальзывал прежде, чем он успевал поднести руку к бумаге. Тогда он взял один из листочков. По злой иронии это была запись о Матвее, о проклятом Денисове, который, видимо, не умер. Этот факт очень злил Артура. Он-то по истечению полугода торжественно поднял бокал сока ларипинуса за упокой наивной души и смеялся здесь в душевой, чтобы звуки воды могли заглушить его торжественный хохот.
«Как же ты выжил? Зачем? – спрашивал Артур. – Неужели сложно было тихо умереть?»
От гнева его рука стала тверже и, нажав на кнопку, он смог ее удержать, позволяя бумажке вспыхнуть, а затем уронил ее в разноцветную кипу записок и смотрел, как они горят.
Что ему делать, Артур не знал, а он не любил не знать так же сильно, как не любил, когда что-то в этом мире идет не по его желанию. Когда он был мальчишкой, то решил непременно разлучить мать с ее новым ухажером, потому что был уверен, что ее внимание должно принадлежать только ему. Тогда он заявил, что хочет жить с тетей, считая, что мать бросится за ним и будет согласна на всё, чтобы он вернулся. Она не бросилась, и это так сильно разозлило Артура, что он пообещал себе больше никогда не ошибаться.
Сердобольная, наивная как овца тетушка Анна приняла его словно родного, еще и психотерапевта ему нашла – этакого промывателя мозгов для трудных подростков. Только Артур сразу решил, что настоящим промывателем будет он сам, и долго учился обманывать своего психотерапевта и тетушку. Тетушка поддавалась лучше, зато психотерапевт оказался полезен. Заставить его сначала поверить, что результат работы есть, а потом еще и обманывать – было верхом успеха.
Когда он смог убедить терапевта завершить работу, он решил, что больше никогда не останется в дураках, и не оставался до сего дня.
Горела бумага, и разум у него горел, пытаясь найти выход.
Он знал, что за ним придут, знал, что ложь может раскрыться – она слишком велика, – а свалить всё не на кого? Или есть?
Артур едва не бился головой о стену, глотая дым. От него слезились глаза, а он не спешил включать воду, все ждал, когда не останется ничего кроме
