того знал, где я нахожусь. И оставил всё, как есть. Он что-то замыслил. Нет сомнений».
— Произошло маленькое недоразумение. Но теперь всё в порядке, Хавьер.
— Недоразумение? Ха! А я уж решил, что ты пренебрёг долгом и уединился где-нибудь с Эжени, — друг усмехнулся, но в его глазах я заметил тревогу. Хавс всегда понимал меня с полуслова. Очевидно, он понял: я промолчал потому, что боялся выдать важную информацию Гектору Бофорту. А раз так, значит, не стоило доверять командору.
— Ха! Ну да! По себе судишь! Идём, по графику мы должны совершить обход банкетного зала.
* * *
Ключевая тема вечера — «Зима». Уверен: она была выбрана не просто так. Организаторы хотели отдать должное пришельцам. Илион — ледяная планета, отличающаяся очень низкими температурами. Когда-то и на Земле были долгие снежные зимы. Снег… Никто из ныне живущих не видел настоящий снег.
В банкетном зале было прохладно, и многие гости дрожали и морщились, а мне сразу стало легче дышать. С высокого, сводчатого потолка, подобно пуху, сыпался искусственный снег, мягкий, ослепительно белый. Он толстым ковром покрыл пол, засыпал украшенные светящимися гирляндами и цветами клумбы, а также верхушки кипарисов. Он превратил в сказочный домик беседку, под крышей которой располагались банкетные столы. В их сторону я старался не смотреть. Мне не довелось пообедать, на ужин не стоило и рассчитывать, а я уже проголодался. Судя по грустным взглядам, которые Хавьер бросал на беседку, и он хотел подкрепиться.
— Ты не представляешь, сколько там всего! Можно накормить весь Нижний район, честное слово! Мясо, рыба, птица, овощи. А таких фруктов я никогда не видел. Печенье, торты, пирожные… Может, Стейси и Эжени принесут нам что-нибудь?
Накормить весь Нижний район… Хорошо развлекаются эти богатеи! Сколько денег пустили по ветру, чтобы произвести впечатление на илионийцев! Я глядел на них, разодетых, разукрашенных, сытых и довольных, потягивавших коктейли, танцевавших, развлекавших друг друга нелепыми разговорами, и скрипел зубами от злости. Сколько раз я был в Нижнем районе, в гостях у учеников. У таких, как Гарри Питерс, которым ничего не светит в этой жизни, у которых нет ни перспектив, ни надежды. Кто поможет им? Кто позаботится о них? Кто-нибудь, вообще, заметит их исчезновение, вспомнит добрым словом?
На них значит, можно ставить опыты, можно издеваться, чтобы богатые могли любопытства ради подправлять мордашки, продлевать себе жизнь, получать какие-нибудь умопомрачительные редкие способности.
Вот дьявол!
Гости собрались здесь не просто так, все они желали принять участие в благотворительном аукционе, организованном «Партией справедливости». Пожертвовать деньги на нужны больных, сирот, людей, оказавшихся в трудной жизненной ситуации, поговорить о взаимопомощи, самопожертвовании, любви и о единстве нации. Долго и красиво. Пустить пыль в глаза илионийцам. Но я не верил в их искренность, хоть убейте. Всего лишь удачный предвыборный ход, всего лишь реклама. Мы, обычные люди, для них никто, объекты насмешек и презрения.
Уф! Чего это я разошелся?
«Что за снобизм, Ал? — ругал я себя. — Слейся со стеной и занимайся делом, наблюдай, всё подмечай, контролируй ситуацию, а не брюзжи. Богатые и бедные будут всегда, ты ничего не сможешь изменить. Увы, это так. Твоя задача — разоблачить гильдейцев. Они хуже, гораздо хуже представителей элиты. Это они ставят опыты на людях, они хотят организовать ещё одно „Холодное утро“».
— Ты белый, как полотно! — заявила Эжени. Она и Стейси отделились от толпы и направились к нам. Щёки девушек раскраснелись от холода, глаза искрились весельем. Они были на своём месте, среди людей своего круга, они чувствовали себя, как рыбы в воде. Они постоянно сталкивались со знакомыми, болтали с ними, раздавали автографы журналистам, позволяли себя фотографировать. Эта жизнь для них, а не для нас. И мне в очередной раз пришла в голову разъедающая мозг мысль: «останутся ли они с нами, когда расследование закончится? Останешься ли ты, Эжени? Или ты всего-навсего используешь меня?»
Я собирался задать ей этот вопрос. Но не в тот вечер. Тогда она должна была отдохнуть, ей следовало веселиться, улыбаться, очаровывать. Следовало хоть на краткий миг отгородиться от пережитого. Конечно, потом оно снова обрушится на её голову. Но передышку Эжени заслужила в любом случае. А я… я не желал превратиться в ещё одну причину её огорчений. Уж не знаю, был ли Хавьер на самом деле влюблён в Стейси, но я любил Эжени.
Бесспорно. Я понял это тогда, когда она рассказала о программе «Альфа» и способностях, вонзивших острые зубы в её хрупкое тело, пожирающих её здоровье. Я понял, что никогда и никому, включая себя самого, не позволю причинить ей зло.
— Я в полном порядке. А ты? Впрочем… выглядишь ты превосходно!
Она захихикала и закружилась. Она дурачилась. В отличие от Стейси, которая благодаря длинному синему наряду, расшитому золотыми и серебряными звёздами, походила на Снежную королеву, Эжени облачилась в короткое персиковое платье. Поверх него девушка накинула отороченный мехом короткий плащ на пару тонов светлее. Никаких замысловатых крючков, никакой шнуровки. Снять всё это не составило бы труда. Хавс был прав: уединиться в укромном уголке — отличная идея! Эжени, явно, позабавили мои жадные взгляды. Она поглядывала дерзкими глазами и улыбалась. Не желая искушать судьбу и набрасываться на девушку на глазах у десятка журналистов, я перевёл взгляд на болтающих Стейси и Хавьера.
— На меня смотри. На меня! — Эжени потрясла меня за воротник. — У меня есть кое-что для тебя. Связала бы сама, но совсем не было времени.
Она преподнесла мне толстый тёмно-серый шарф с синими вставками и кисточками. Накинув его на мою шею, девушка бросила на меня оценивающий взгляд.
— Неплохо. Очень даже неплохо.
— Вау! Мягкий! Спасибо тебе, Эжени! Но мы же обсудили вопрос подарков…
— Пустяки! В Новогоднюю ночь правила меняются, — девушка ослепительно улыбнулась.
— Значит, отныне задолжаю подарок, — смутился я.
— Подумаешь! Шарфик подарила! Мне, вот, еду принесли! — Хавс с довольной физиономией уминал булки.
* * *
Мы беседовали с девчонками минут десять, не больше. Они не хотели отвлекать нас от работы.
