Ратияр улыбнулся, провел рукой по каштановым волосам:
– Иди ко мне.
Она нахмурилась, смешно и нестрашно, как девочка, упрямо выскользнула из кольца его рук.
– Все вам растолковывать нужно… Это очень важно, понимаешь? Скипер-Змей закопал младенца Перуна в глубокий погреб и унес в навь его сестер. Потом Перуна освободили Велес, Хоре и Стрибог, и он победил Скипера-Змея. Но с тех пор, в день, когда на землю идет Скипер-Змей, многие видят блуждающих призраков, знамения смерти и бед. На полях появляются мышиные стаи, бегут волчьи ватаги, тучи воронья налетают. Еще кажется, будто по озимым огонь пробегает. А если ухо к земле склонить, то слышно, как мать сыра земля стонет.
Она порывисто схватила его за руку:
– Я спасти тебя должна. Всех не смогу. Силы мало. А тебя – могу. Лихо близко, вместе со Скипером-Змеем идет, его время наступает.
– Хорошо, хорошо, – улыбнулся Ратияр, – иду, моя спасительница. Куда прикажешь?
– Мы идем к деревьям, – сказала Велеслава, – они должны помочь.
Когда они вошли в светлый, залитый солнцем березняк, строгая ворожея заставила юношу подойти к белому стволу в черную крапину и обнять его руками. Ратияр вздохнул и подчинился. Ворожея прижалась к березе рядом и зашевелила пухлыми губами, отгоняя темные силы, что должны были стереться, как старый месяц, и засохнуть, словно старый тростник.
– Сила солнца в ней, оттого русалки-полуденницы ее любят, мы им разноцветные ленты на ветвях оставляем, а они косы заплетают, нас добрым словом вспоминают. Береза колдовство и хворь вытягивает, вот и тебя выручит: зло тебе в затылок дышит, а мы его яд из тебя вытянем да солнышко нальем…
Бормоча на ходу, она повела его вглубь, в сумрачную прохладу тяжелой зеленой хвои, легко ступая по кислице и мху босыми ногами, – Велеслава всегда ходила босиком, пока не прибывали холода. Нашла огромную, кряжистую сосну с мохнатыми лапами, прижалась щекой к шершавой коре, не отпуская его руки, зашептала себе под нос. А Ратияр увидел на ветке железную цепочку. Она поймала его взгляд, улыбнулась, сняла оберег и повесила юноше на шею.
– Хранить тебя будет, – она коснулась старой коры, – Зеленый Человек ее силой напитал. В четверть луны я сюда эту вещь принесла, а сегодня как раз день после полнолуния, заговор теперь в цепочке от темного мира есть, скоро ох как тебе понадобится…
Она поклонилась сосне в пояс, и Ратияру вдруг почудилось, что и та прошумела что-то в ответ ворожее вдруг поднявшимся ветром в ветвях.
– Идем, идем! – Она тащила его дальше, как покорного бычка на веревочке. На лесной опушке подошли к огромной плакучей иве, чьи ветви стелились по земле, словно зеленые пряди.
– Гнется, но не ломается, как любовь, зимой умирает последней, как надежда, – шептала ворожея, – идем, идем…
Юноша и девушка, держась за руки, вошли в шелестевший от легкого ветерка шатер из ивовых ветвей.
– Теперь возьми мою силу, здесь она умножится, мое дерево поможет. Много возьмешь, но еще больше понадобится, когда со злом встретишься…
Велеслава одним движением сбросила одежду, приложила хрупкие руки к маленькой белоснежной груди, смотрела на него, будто синее летнее небо. Он шагнул, обнял, осторожно коснулся острых розовых сосков ладонями, нашел губами теплые, полураскрытые губы.
Они легли в травы, смешав молоко и мед. Ива сомкнула над раскаленными телами прохладный полог, переливалась серебристыми листьями, повторяла шепотом заклинания неистовой ворожеи, обнимавшей Ратияра так сильно, будто в последний раз.
* * *
– Ратияр! – Он едва успел продрать глаза, услышав топот на лестнице.
В бывшей овчарне Ратияр сам выложил из камней печурку, утеплил кровлю, развесил по стенам щиты и оружие и остался вполне доволен новым жилищем. С Ингрид он проводил дни, с Велеславой ночи, а по утрам отсыпался здесь, среди равнодушного молчания оружия предков, повидавшего слишком много, чтобы его осуждать.
– Ратияр! – В дверь сильно постучали и открыли, не дожидаясь разрешения: – Беда!
Когда воины перешагнула порог, Убийца Пса был уже на ногах, опоясанный мечом.
Глава 11
У ночи есть когти
– Она успела заметить лишь тень. – Румяный, с густыми усами по дружинной моде[36] Огнеяр открыл пред ним дверь в хлипкую избенку. Хозяин ее, Соловей, когда-то слыл успешным купчиной, но две зимы назад по пути в Бирку на его караван напал Трор Убийца Кораблей. Соловей потерял ладью и изрубленную ногу, а когда вернулся, затосковал и принялся заливать за воротник. Когда-то дородный и щекастый, сейчас он напоминал сушеную воблу.
В избе разило, как в пивной. Соловей, пошатываясь, стоял над пустой колыбелью, рядом замерла на коленях его жена Василиса.
– Вася… Вася… – бормотал всклокоченный Соловей, гладя жену по простоволосой голове, а та захлебывалась в рыданиях.
– Что кто видел? – хмуро спросил Ратияр, оглядывая разбросанные по полу вещи. На следы борьбы похоже не было – обычный беспорядок жилища крепко пьющего человека, еще не пропившегося в прах.
Василиса подняла мокрое, опухшее лицо и отбросила со лба светлые космы.
– Он под утро… через окно… я шум услыхала, выбежала… а он уже с ребенком… и снова в окно…
Ратияр подошел к распахнутым ставням, взглянул на заваленный сугробами дворик с почерневшей, покосившейся баней:
– Как выглядел, успела заметить?
Женщина вдруг умолкла, прижав дрожащие кулаки к груди. Ратияр прищурился:
– Скажи, если запомнила. Что молчишь?
Он подошел к опустившей голову Василисе, пальцем дотронулся до подбородка и поднял к себе ее лицо.
В широко распахнутых глазах вместе со слезами дрожал ужас.
– Стра-а-ашный… – прошептала Василиса. – Проснулся…
– Кто? – как можно спокойнее сказал Ратияр, не сводя свзгляда с вытаращенных глаз.
– Хозяин леса… Прабабка рассказывала… Он просыпается раз в сто зим… И приходит, чтобы насытиться… нашими детьми…
Василиса рывком вскочила на ноги, выгнулась дугой и захохотала, щелкая зубами.
– Он за всеми придет… за всеми придет, ах-ха! Он нас всех, всех заберет, ах-ха! – провизжала сквозь тоненький смех и, задрав подол, закружилась по комнате. – Я рожу ему дитя! Когти, зубы, чешуя!
Она захохотала и упала на пол, разбросав по сторонам руки, корчась и перебирая сведенными судорогой ногами.
Ратияр вырвал из руки оторопевшего Соловья деревянную кружку с брагой и осушил ее одним махом.
– Огнеяр, – повернулся к дружиннику, – зови людей.
– Мы готовы, – сказал возникший на пороге Упырь Лихой, блестя шлемом и кольчугой, – приказывай, княже.
– Выследим тварюгу! – рявкнул Ратияр.
Услышавшая его на улице дружина громыхнула боевой сталью о щиты.
– С возвращением, Ратияр, – сказал Лихой и посторонился, пропуская его к своим воинам.
* * *
Ратияр знал, что искать в лесу вора бесполезно. Но в чаще живет тот, кто сможет помочь в поисках. Он шел в селение финнов, чтобы поговорить с шаманом. Когда за деревьями показались макушки чумов, а его отряд так никто и не окликнул, Убийца Пса приказал обнажить оружие.
Разорванные тела и пятна крови на земле – вот и все, что осталось от племени низкорослых колдунов. Шамана нашли в его жилище. Выпученные глаза со змеиными зрачками были открыты, гладкое лицо сведено судорогой. То, что сделал напавший с его телом, заставило отвернуться даже бывалого Упыря. Рядом с разодранными в лохмотья вместе с ногами шамана Штанами Мертвеца поблескивала пара монеток.
«Теперь это штаны двух мертвецов».
– Здесь был тот, кто вышел из Нижнего мира, – тихо сказал Лихой застывшему над трупом Ратияру.
– Они были нашими союзниками, – сказал князь, – а значит, мы найдем эту тварь, даже если она спрячется между ног великанши Хель.
Сразу по прибытии он расставил вооруженные караулы и сам обходил их всю ночь, не смыкая глаз.
Через семь дней таинственный вор совершил вторую кражу ребенка.
По старой крепости поползли слухи о проклятии, в Ладогу вновь потянулись переселенцы. Дети продолжали исчезать. Ратияр от бессонных ночей валился с ног, а когда днем забывался сном, чувствовал на губах горячие капли Велеславиных слез.
По улицам теперь шаталась вечно пьяная старуха по прозвищу Полоумная и напевала мрачную песенку свеев про оборотня, сожравшего молодую невесту.
Раньше старуху звали Василиса. Горе забрало у нее молодость и разум, взамен подарив безумие. Она пела, пока не падала в снег, роняя из пьяных пальцев кожаную флягу с бормотухой. Приходил Соловей, взваливал ее на плечо и нес домой, по пути вытряхивая в рот остатки браги.
– Когда-нибудь я ее прикончу, – пробормотал Ратияр, собираясь в дозор и прислушиваясь к звукам на улице, ожидая снова услышать ненавистную песню. Ночь выдалась тихая, сумасшедшей слышно не было. Видно, накачалась с утра.
– У ночи есть когти, у ночи есть зубы, – услышал он бормотание из темноты, выйдя в конец селения. Пригляделся внимательнее и увидел Полоумную, ковыляющую в лохмотьях по сугробам к лесной чаще.
