– У ночи есть когти. У ночи есть зубы, – повторяла она.
Ратияр вздрогнул, узнав эту фразу, и неслышно последовал за женщиной.
Полоумная шла прямо в Голодную топь, неожиданно ловко скользя между целыми валами из громадных корневищ, что год из года выкорчевывал ветер. Влажная весенняя ночь переливалась в кронах деревьев птичьими трелями, шуршала и поскрипывала за дальними стволами, сочно чавкала под ногами светлеющим в темноте мхом.
Вскоре вокруг прояснилось – по пути заметно поубавилось деревьев, за поредевшими верхушками распахнулась звездная бездна. Почва стала прогибаться под ногами, будто набитая шерстью ткань, иногда доходя до колена, чмокала, всхлипывала, всасывала, но каждый раз отпускала ногу обратно.
«Жидкая земля», вспомнил Убийца Пса чудское название болота. Каждый следующий шаг мог оказаться последним, и, когда Ратияр думал, что ошибся, и Полоумная отправилась сюда, чтобы просто свести счеты с жизнью, на лбу и спине выступала ледяная испарина. Но хрупкая фигурка Василисы упрямо двигалась вперед без остановки, так что ему оставалось лишь следовать за ней, след в след, след в след, след в след…
Полоумная остановилась тогда, когда перед ней открылся гигантский окоем, чернеющий неожиданным морем с поросшими редкими сухими соснами мысами. Ратияр представил, сколько черных, густых и зловонных верст здесь было до дна, и содрогнулся.
Две звездные бездны безмолвно смотрели друг на друга сверху и снизу, а светлая фигурка между ними словно уменьшалась на глазах. Полоумная вдруг резко пнула кочку, и Ратияр чуть не ахнул в голос: та откинулась назад, словно крышка погреба, и снизу разлился неровный оранжевый свет. На миг его заслонила огромная тень существа, которое тут же выросло рядом с женщиной, будто гигантский, состоящий из мрака паук.
– Как ты нашла меня? – проскрипел низкий нечеловеческий голос.
– Я шла туда, где света было меньше всего.
– Ты умрешь. – Существо занесло над женщиной мохнатую лапу.
– Я просто встречусь с сыном, которого ты…
Существо взвыло, опрокинув голову к звездам:
– Вы сами виноваты в том, что с вами произошло!
– Потому что мы не хотели видеть тебя рядом с ним! Никто из нас не хотел видеть тебя нашей княжной, чужачка! И лишь то, что ты якшаешься с духами, спасло тебя от заклятия, которое мы попросили у финского шамана! Тебя – но не твое так и не родившееся отродье! – Василиса рассмеялась.
Смех Полоумной резко оборвался, в траве покатилось что-то, тело мягко шлепнулось на спину. Нагнувшись, чудовище подняло за волосы мертвую голову и долго вглядывалось в искаженные черты человеческого лица.
– Эй! – Ратияр шагнул вперед. – Кто ты?
Тварь повернулась к нему – полузверь-получеловек с заросшей жестким бурым мехом мордой и длинными когтистыми лапами.
Ратияр, забыв дышать, смотрел прямо в знакомые до дрожи глаза – человеческие, зеленые, как живые изумруды.
– Ингрид…
– Они хотели отнять у меня жизнь, но отняли счастье, Ратияр…
– Почему ты…
– Мирослава купила нападение на корабль, чтобы викинги убили меня. Когда не вышло, она с женщинами поселка пошла к финским колдунам. Они хотели, чтобы мое сердце перестало биться. Но вместо этого я потеряла способность рожать детей. И я вспомнила предание про Волчий ключ. Ты знаешь про него?
Голос оборотня теперь звучал мягко и ласково. Ингрид медленно приближалась к нему, неслышно ступая когтистыми лапами по влажной траве.
– Легенда моего Потаенного народа… Волчий ключ бьет в каждом лесу, но место это особое, заповедное… Ручей с кипящей от гнева водой, в котором шипит боль и клокочет ненависть. Лишь тот, чье сердце созрело и стало красным от жажды мести, способен отыскать этот ключ. Ручей бьет в корнях старой ветлы на берегу узкой, как лезвие, реки. Найти его непросто, зато дальше все легко. Ты склоняешься над ним, чтобы расстаться со своим обликом, глотаешь ледяную воду и видишь, как меняются черты твоего лица…
– Но ты – альв!
– Древние альвы со всей их мировой мудростью оказались бессильны перед людьми. В капле росы на лепестке может отражаться Вселенная, но что она может против подошвы обычного башмака? Вы, люди, идете вперед напролом, выгрызая норы в пространстве, как крысы грызут дыры в стенах. Вы жрете все, к чему прикасаетесь, переваривая это в грязь и труху, оставляя за собой кровь и пепел… Твой род, Ратияр, когда-то начался с альва, который нашел Волчий ключ. От того, кто принадлежал к тем же корням, что и я… но теперь ты и твоя родня – самое обычное людское племя, катящееся по нашей земле, словно проклятие, остановить которое может лишь кровь… И кровь… кровь людей твоего племени – вот что может уничтожить мое проклятие, сказал мне финский шаман, когда я пообещала ему быструю смерть… И я заберу вас всех!
Оборотень был совсем близко. Ратияр чувствовал вонь мокрой шерсти и запах запекшейся крови на его черных зубах.
– За убийство людей из моей семьи я приговариваю тебя к смерти.
– Мелкая, самонадеянная крыса! – Оборотень напружинил большое ловкое тело.
Ратияр знал, что выхватить меч он уже не успеет.
Хищник бросился, превратившись в серую тень.
Ратияр шевельнул ногой.
Оборотень взвыл, напоровшись на острие копья, которое Ратияр одним движением стопы подбросил с травы, а потом, молниеносно уперев его концом в землю, направил в сердце.
– У моего предка по имени Железный Волк, – сказал Ратияр, глядя в остывающие изумруды, – была сестра. Он любил ее и никогда не расставался, а, умирая, завещал ее сыну, который передал ее своим детям. Познакомься с Железной Сестрой, – сказал Ратияр, чувствуя, как дрожит его голос, – и оставь нас…
Лед Ладоней, имя звонкое, как серебро…
– …оставь нас…
Сияющая дева, смеясь, поправляет на волосах папоротниковый венок…
– …оставь нас с миром! – хрипит Ратияр, падая рядом с серебряноволосой девушкой, бессильно повисшей на копье.
В небе неслышно проступили и замерцали зеленоватые переливы волшебных занавесок. Северное сияние то напоминало птицу, расправлявшую мерцающие крылья во все небо, то волны неслышной колыбельной, что пели звездам северные боги. Крылья из струящегося света уносили вверх, далеко-далеко от земли…
Он корчится на земле, судорожно загребая сведенными пальцами траву, грызя древко копья. Мычит, пуская кровавые пузыри с искусанных губ и рвет на голове стремительно седеющие волосы. Его руки и ноги превращаются в волчьи лапы, тело покрывается шерстью, язык мечется между растущими клыками. Звякнула на землю сорванная с шеи цепь-оберег.
Звезды рывками кружатся над головой, так резко, что больно смотреть… больно видеть… больно жить… другие звезды дрожат внизу, там, в Голодной топи, в тихом как смерть окоеме. Он совсем рядом, всего несколько движений – и с головой в другие звезды, в черную тишину и зеленое сияние между ними, где уже не будет ничего…
Седой волк, скуля, ползет на брюхе к открытой воде – и вдруг останавливается.
Он слышит плач.
Детский плач.
Ратияр втянул носом теплый запах ребенка. Осторожно приблизился ко входу в слабо освещенную землянку.
У выложенного камнями очага висела сплетенная из лыка люлька. Мальчик в ней снова сморщил носик и захныкал. Он хотел есть. Один глаз ребенка был голубой, как у Ратияра, другой – зеленый, как весенняя тайга.
«Ваше заклятие может снять лишь ваша кровь».
Ингрид добилась своего. Белый волк замер у колыбели.
«Нас держит на земле не привычка, а долг, Ратияр».
Волк повел ушами и оглянулся, почувствовав чужой запах и опасное присутствие.
Стая стояла молча. В их взглядах не было ничего, кроме ожидания.
– Зачем мы здесь? – Торгейр Копье остановился у заброшенной избы с распахнутой настежь дверью. На давно прохудившейся крыше поскрипывал на ветру флюгер. Жестяной конек над входом облупился, из-за чего зверь солнца напоминал оскаленного скандинавского дракона.
Вдалеке чернели обгоревшая стена и сторожевая башня. Браги Сигурдсон молча упер кулаки в бока, рассматривая давно опустевшие дома.
– Проклятые эти места, – пробурчал Копье, – три зимы назад последний здешний житель в Ладогу ушел. А остров…
– Знаю, – оборвал его скальд.
– Так зачем…
– Сон. – Браги отбросил со лба разноцветную прядь.
Копье промолчал. К снам скальда дружина относилась с почтением – слишком часто многие из них становились явью.
За стеной раздался шорох, заставив обоих взяться за оружие.
– Что это? – пробормотал Торгейр, уставившись на того, кто показался из-за угла.
– Мой сон, – сказал Браги, неторопливо укладывая сталь в обитые мехом ножны.
Мальчик, появившийся перед ними, смотрел исподлобья, но без испуга. Одной рукой он тащил за собой копье с большим сверкающим наконечником. Ребенок мигнул – сначала голубым глазом, потом зеленым.
– Иди сюда, – сказал Браги, присев на корточки.
