Мартин остался следить за уборкой оставшихся глыб, я направился в свои покои, однако пока шел через холодные и безлюдные залы западного тоннеля, пальцы как будто сами по себе стиснули талисман, я вытащил его и, украдкой оглядевшись, отступил в боковую нишу, что называется вроде бы альковом. На талисмане выдавлены всего семь букв, а ниже значки и еще значки, похожие на текст грузинской Конституции.
Мои губы тоже как будто сами по себе произнесли по складам имя, начертанное на талисмане, пахнуло холодом, через мгновение в двух шагах появилась полупрозрачная фигура.
— Слушаю и повинуюсь, господин, — прошелестел голос.
— Привет, — сказал я, — вот мы и прикончили колдуна. Теперь скажи, как тебя освободить из рабства?
Элементаль затрепетал, будто полупрозрачная кисея под легким ветерком.
— Этот талисман, господин… должен быть окроплен святой водой, над ним нужно прочесть ваши молитвы…
— Сколько? — спросил я. — Какие?
— Не знаю, — ответил он тихо, в голосе быстро угасала надежда, — никто из нас не знает…
— Ладно, — сказал я бодро, — это поправимо. Не может быть, чтобы священники не знали. В эту эпоху они пока что все знают и все умеют, это потом мышей ловить перестанут. Что еще?
— Потом надо бросить в огонь и велеть расплавиться, — продолжил он безжизненным голосом. — Никто другой не может уничтожить этот талисман, а только хозяин…
Я взвесил в руке металлический кружок, размером с пятак, но весит втрое больше. Показалось дико вот так взять и расстаться с ценнейшим оружием. Ну, кто бы на моем месте расстался? А я что, дурнее других? Да я всех в бараний рог согну с таким послушным рабом!
Элементаль смотрел тупо и покорно. Во всем его облике просматривалась покорность судьбе и понимание неизбежности рабства у обладателя талисмана. Я вздохнул.
— Знаешь, один великий мудрец по имени Антон Палыч сказал, что благородному рыцарю совестно бывает даже перед собакой. Мне сейчас так стыдно, так стыдно… за тех людей, кто владел этим талисманом. А вот мне, представь себе, ни на секунду не захотелось им обладать! Вот такой я со всех сторон честный, благородный и даже правильный. Словом, святой водой можем покропить хоть сейчас, если найдем. Священника в замке, как я понимаю, нет, но неужели во всем герцогстве нет церквей?.. Эй, проснись!
Элементаль ответил после паузы:
— Есть. Я знаю место, где прячется последний из уцелевших священников. Это в пещерах… Но там почти не бывает людей.
Я отмахнулся.
— Хрен с ними, людьми. Кому они нужны? Электорат несчастный. Мир держится на подвижниках! Если найдем хоть одного попа… найдем?
— Вам стоит только приказать.
Я с сожалением посмотрел в окно на звездное небо.
— Поспать бы да отложить на утро… но я же понимаю, как тебе не терпится! Да и, признайся, не очень-то веришь, что уничтожу талисман?
Он молчал, правильно понимая, что вопрос риторический. Видимо, давно в услужении, это значит, зрит людей насквозь, видит все их ничтожество, предательство, коварство, трусость, лицемерие, ханжество. Видит, как нарушаются все десять или сколько там заповедей, как постоянно изменяют слову…
Я вздохнул.
— Ладно, сейчас выедем. Моего коня седлать недолго. Но ты можешь как-нибудь… стать невидимым, но в то же время показывать дорогу?
Голос элементаля прозвучал над самым ухом:
— Невидимым — нет. Но я могу стать малым.
— Стань.
— Вот так?
По залу заметалась святящаяся мошка, вроде светлячка, только поярче. Я сказал с удовлетворением:
— Прекрасно. Лезь в карман, чтобы не видели, а я оседлаю своего Зайчика…
Голос элементаля, несмотря на размеры, ничуть не изменился, разве что звучит почти в самом ухе:
— Господин, если пожелаете…
Я прервал:
— Да брось ты это «господин»! Я же сказал, что ты — свободен. Остались только чиста технические моменты. Решить их — дело времени. И некоторых усилий, понятно.
— Нет, — раздался голос элементаля, — вы господин. Я могу к вам обращаться только как к господину, имеющему надо мной полную власть.
— Ладно, — сказал я, — это всего лишь слова, декорация. И — недолго. Пойдем…
Я сделал пару шагов, светящаяся мошка пронеслась впереди, описала красивую петлю.
— Господин… я мог бы, если пожелаете, доставить вас гораздо быстрее…
Я обернулся. Мошка выросла до размеров летучей мыши, я не видел крыльев, но для элементалей, как понимаю, это не важно. Я поколебался, сказал:
— Слушай, как я слышал, с вами нужно очень четко и точно формулировать желания. А то вы вроде бы и выполните все, но в то же время… Скажем, доставишь меня к этой церкви, но по дороге у меня оторвется от ускорения голова… Ладно, ты и голову притащишь, но — отдельно от туловища. Так что знаешь, давай сам следи за точностью, ведь я в самом деле даю тебе свободу, иначе за каким хреном мне тащиться на ночь глядя к деревенскому… даже не деревенскому, а вообще катакомбному священнику?
После паузы он сказал измененным голосом:
— Я все сделаю правильно, господин. Да, у меня возникала такая мысль, я ненавижу людей, но ведь талисман все равно окажется в их руках! И будет ли новый господин лучше?.. Я доставлю вас в целости и сохранности.
— Тогда поехали, — сказал я. — Давай не спи! Неужели я и эту ночь не высплюсь? А я так люблю поспать…
Мир заколебался, стены изогнулись, поплыли странными потеками. Все вдруг стало в синеватых тонах, в следующее мгновение на меня метнулась стена, я инстинктивно сжался, но стена исчезла, словно я проскочил сквозь столб дыма, внизу замелькали костры, исчезли, сплошная чернота, над головой звездное небо… странное, лиловое, с длинными темно-синими нитями, едва различимыми на черном фоне, а еще странные вспыхивающие огоньки…
Снизу стремительно приближается земля. Я задержал дыхание, напрягся, однако подошвы коснулись поверхности почти нежно, мир потерял неземной оттенок, синеватая пленка отодвинулась и собралась в призрачную фигуру. Слева к небу поднимается черная, как душа предателя, стена, а справа раскинулся простор, накрытый звездным куполом. В чистом ночном воздухе одни звездочки игриво перемигиваются разными цветами, другие смотрят холодно и бесстрастно, намекая, что они намного дальше, чем кажутся.
— Здорово, — сказал я искренне, — скажи, вон те звездочки, что мигают, это квазары или квазаги?
Элементаль молчал, я чувствовал, что он смотрит в небо, затем прозвучал тихий голос:
— Это и есть… наши…
Он сказал что-то еще, но я не понял ни одного слова. Только осталось чувство чего-то огромного, пугающе грандиозного, под ногами как будто разверзлась звездная бездна, в которую вот-вот упаду.
