— Так точно, Борис Тимофеевич, — Евгений мстительно присматривался к моей серебряной цепочке.
Я молчал, притесняясь в углу возле двери. Внешнее тепло окутывало согревающим коконом, но мне ужасно недоставало внутреннего тепла и потому знобило от разницы температур.
Борис взмахнул руками — словно развернул за спиной черные крылья, сунул ноги в короткие овчинные сапоги и выскочил за дверь, громко ею хлопнув.
— Знатный кизлярский коньячок прикатил в золотом тарантасе на Андрейкин вечер, — чирикал поддавший заранее Пыжиков, просовываясь по частям в избу. — А чего это вы сурьезные не по уставу? Я приготовился собрать урожай ваших улыбок и что я вижу… О! Да у вас, я погляжу, именитый гость…
В зеркале напротив камина отражался элегантный господин с приглаженными и собранными под ленточку волосами, одетый по последней моде. Пламя придавало его бледному лицу тонкий оттенок загара.
— Именитей некуда, — прошептал Андрей, держа городничего под руку.
— Извольте назвать ваше имя, молодой человек, — Пыжиков горел желанием продолжить знакомство.
Я тепло улыбнулся.
— Павел Петрович Пустяков, — я скромно намекнул охотнику, что мой визит — сущий пустяк, недостойный пристального внимания.
Я сидел в плетеном кресле — накормленный и согревшийся, вытянув скрещенные босые ноги к камину, и чувствовал себя в компании природных врагов намного лучше, чем дома. Читая мысли людей по оттенкам их сильных запахов, я понял, что они не опасны для меня, и быстро осмелел. Дамам я весьма понравился. Им доставили удовольствие созерцание моей привлекательной наружности и общение со мной. У господ же я вызвал сугубо научный интерес. Новые знакомые считали меня необычным вампиром, этакой свалившейся с неба диковинкой. Фимка раза два порывался ко мне прикоснуться. Строгий отец останавливал его, а потом и вовсе отправил спать в детскую комнату.
Меня донимала странная мечта: чтобы Евгений сменил обличье и лег у моего кресла, разрешая укрыть ноги от сквозняка его пушистой зимней шубой. Только не хватило наглости для сомнительной просьбы.
— Вы, Павел Петрович, вестимо, носите чин не ниже статского советника, — городничий жарким караваем покатился ко мне. Он чуть не повалил обеденный стол с непочатой закуской и выпивкой, споткнувшись об ивовую кадку. — В такой посудине, Андрейка, моя супружница чудесно засаливает брюкву, — подняв кадушку, он провел указательным пальцем по ободку и недоуменно обернулся к провожатому. — А у вас тут была… кровь?
— Была да сплыла, — ненависть зрительно состарила Андрея лет на тридцать.
Я прикрыл глаза, счастливо улыбаясь, — мол, премного благодарен за вкусный ужин.
Меня смешила бессильная злоба охотника. Я ждал, что он зарычит или зашипит подобно дальним родственникам, от которых упорно открещивается, но Андрей сдержался.
— Что ж вы, господа, ловите вампиров на кровь, как мышей на кусочек сыра? — Пыжиков ждал подтверждения забавной версии.
— Ловим, Анисим Герасимович. Приманиваем их вот такими кадушками. — Борис выручил замявшегося ученика.
— Умно придумано. И приносит ли успех сей метод? — Пыжиков поставил кадку на пол.
— Он весьма успешен, — очнулся Андрей. — Вампиры сами к нам бегут. Только поспевай ловить.
Он продолжительно посмотрел на меня — мол, попался, не уйдешь.
Я слабо кивнул, хитро щурясь: поживем — увидим.
Пыжиков вымыл руки в медном умывальнике и вытер их полотенцем с вышитыми по краям птицами.
— Будем считать, я выразил вам почтение в должной мере, Павел Петрович, — отвесив мне поклон, городничий направился к столу. — Начнем чествовать именинника.
Заняв место рядом с Андреем, он открыл бутылку коньяка и наполнил рюмки.
— Дорогой Анисим Герасимович! Пребывание в Волочаровске сродни визиту в райский уголок. Для меня великая честь разделить трапезу с приветливым и рачительным управителем города, — я присел напротив Пыжикова, нахально оттеснив Евгения.
Меня не интересовал коньяк. Украдкой вылив содержимое рюмки в винегрет, я наполнил ее горячей заваркой и кинул на дно сахарный комок. Крепкий сладкий чай я считал лучшим десертом, который приятно употребить после основного блюда — соленой крови.
— Первый тост за гостем, — провозгласил Пыжиков.
— С днем ангела тебя, Андрейка, — я уставился в скрюченное лицо охотника. — Желаю тебе нескончаемого изобилия даров от верных почитателей.
Я прогулялся по столу насмешливым взглядом, и потянул носом воздух, считая запахи благодарных горожан, сохранившиеся на праздничных блюдах.
Андрей побелел. Не замечая его безмолвной ярости, Пыжиков перечокался с гостями хрустальной рюмкой и опрокинул коньяк в широкий рот. Охотники опустили непочатые рюмки на салфетки.
— Не пора ли вам домой, Анисим Герасимович? — Борис вытащил городничего из-за стола. — Наш почетный гость вскоре должен отчалить, а ему с моими работничками надобно пошептаться о государственных секретах. Позвольте-с, я вас провожу. На улице страшная буря.
— А вы, Борис Тимофеевич, что ж не останетесь послушать государственные секреты? — Пыжиков успел отщипнуть кусочек вареного осетра и оторвать ногу жареной индейки.
— Да они боле адресованы молодым. Мне, старику, не по нутру всяческие новшества, — Борис поспешно утеплился.
«Разве он старик?» — недоумевал я, — «Получается, наши родственнички стареют медленнее, чем обыкновенные люди».
— Неужто сии новшества связаны с нигилизмом? — Пыжиков застрял в дверях.
— О, они пуще нигилизма, — вздохнул Борис, выталкивая городничего под холодный дождь.
Торжественный ужин прервался. Изысканное угощение сохранилось в целости, не считая мелкого урона, нанесенного Пыжиковым.
Охотники хранили молчание. Никто из них не желал мириться с присутствием вампира за праздничным столом, но и никто не решился выгнать меня из дома. Гости разбрелись по углам каминного зала, оставив нас с Андреем выяснять отношения. Именинник угрюмо молчал и смотрел на меня так пристально, словно его взгляд мог меня растворить.
На дубовой тумбе лежала шахматная доска с фигурами из слоновой кости. Я освободил на столе место и поставил ее перед врагом:
— Разыграем партию?
— Как ты посмел сюда явиться?!! — проскрипел Андрей.
— Я принес тебе предложение, выгодное для нас обоих, — я выбрал черные фигуры, они подчеркивали мою принадлежность к темному миру, и жестом разрешил ему сделать первый ход.
— Я слушаю, — Андрей осушил рюмку коньяка и поставил пешку на середину доски.
