— Не шевелись… баронесса! — не запинаясь, прошипел Люсьен. — Или убью!
— И соображаешь, что с тобой за это будет? — поинтересовалась Ирия. Пытаясь казаться спокойной. Только казаться.
Не факт, что пьяного дурака хоть что-то сейчас остановит. В таком состоянии ему Южное Море по колено, а Северный Океан — по пояс!
— За беглую-то отцеубийцу? — ухмыльнулся Люсьен. — И что именно? Дай подумать. Государственная награда?
— Ты явно перепил!
Только бы мерзавец не понял, как Ирия похолодела от до костей прошившего ужаса!
Что же неправильно?! Ну, кроме того, что ее вот-вот пристрелит не вовремя протрезвевший кретин с пистолетом! Откуда-то узнавший всё.
И, увы — в гвардии не держат совсем не умеющих стрелять лейтенантов. Если те, конечно, не графские сыновья. Впрочем, стрелком Ревинтер-младший как раз был хорошим.
— Раздевайся… графиня!
Пронзительное ржание огласило конюшню. Вихрь, вскинувшись на дыбы, обоими передними копытами вмазал в стенку денника!
Пьяный кретин шарахнулся в сторону… увы, не выпустив оружия. Даже умудрился не отвести.
— Уйми коня! — заорал Люсьен. — Уйми, или всем скажу!..
Как она успокоит разъяренного жеребца — подчиняющегося только хозяину? Да еще и будучи за четыре стойла от него?
Увы — о таких мелочах пьяный болван явно не думает. Рехнувшийся болван, воспылавший непонятной страстью к ее тощему телу!
А Вихрю глубоко плевать на мнение герцогского родственничка-идиота. Перегородка трещит под ударами чистокровного «дикаря»-илладийца!
— Уйми коня! — кузен отступил еще дальше от опасного стойла. Под ржание — пока еще негромкое — завозившихся в соседних денниках товарищей Вихря…
Пистолет дрогнул — всего на миг!
Ирия молнией пригнулась за перегородку Седого. Слабая защита, но хоть какая-то!
Рука сама метнулась к пистолету у пояса — стремительно… Безнадежно медленно. Уже опаздывая…
Неужели — сейчас?!
Как невозможно медленно взводится курок…
Как всё глупо! Неужели Эйда умрет лишь потому, что озверевший без женщин кретин вовремя не нашел подходящую служанку?
Треск дерева — в щепы! Оглушающе-бешеный рев Вихря… Привязь — не для диких, свободных зверей!
Темный силуэт спасительной громадой взвивается на дыбы. И летит на врага…
Люсьен шарахнулся назад, перекидывает прицел на коня…
Нужно успеть! Если хочешь жить. И чтобы жила Эйда…
Два выстрела слились в оглушающий грохот — и уже не промазать! Ни одному из стрелков…
Не успела. Опять опоздала. Неотвратимо!
Погибающее ржание бьет — в душу, в сердце, в леденеющую кровь. Болью взрезает разум…
«Спасибо, друг, спасибо, я никогда не забуду!..»
Луна тоже не забывает…
«Одна деревенская ведьма говорила: в ночь, когда луна отливает серебром, прольется кровь…»
«Был волчонок, станет волк, Ветер, кровь и серебро…»
«Древние боги еще реже прощают глупцов, чем предателей, Ирия…»
«Ты не умрешь… — знакомо шелестит серебристый голосок. Пробуждает в давно умершей душе древнее безумие. И расправляются сухие нетопыриные крылья… — Ты будешь жива и здорова. Ты, Эйда, Иден, Чарли, дядя Ив, Серж, злой старик, его жена и их сын. Никто из дорогих тебе людей не умрет и не пострадает. Судьба возьмет иную плату. Ты узнаешь, какую. Ты готова?..»
Медленно — стремительно? — отпускает хрустальный звон.
Рваные осколки лунных бликов, чернота утоптанной соломы. Бессильно оседают две тени. Темная конская — набок. Человеческая — подрубленным деревом.
Жалобно гаснет ржание.
Тело отца на темном ковре, тело Вихря на прелой соломе…
«Судьба возьмет иную плату…»
И мрачная фигура Ральфа Тенмара заслоняет серый просвет конюшни.
Эвитан, Лютена.
Бертольд Ревинтер не стал на это Воцарение вызывать в столицу сыновей. Зачем?
И не затруднился никого пригласить к себе.
Хватит с него и обязательного королевского приема! Увы — от официального торжества не отвертеться. Воцарение Зимы министр финансов и один из восьми Регентов обязан встретить в обществе королевской семьи и членов Совета. Обожающих друг друга, как ядовитые южные пауки в одном сосуде.
Бертольд Ревинтер честно пробыл вышеуказанным насекомым положенное время. Но долгая зимняя ночь еще не завершилась. Еще осталось время для одиночества и размышлений.
Бокал вина, алое кресло алого кабинета.
А старый герцог Тенмар, давний враг, сейчас тоже наверняка один. Странно, Тенмарский Дракон старше Ревинтера на целое поколение. А их дети — сверстники. Трое законных сыновей было у герцога Тенмара. И столько же родилось у самого Бертольда.
Пожалуй, Ральф Тенмар — как раз тот единственный в подлунном мире, кто мог бы понять. Если бы захотел.
«У нас обоих дети в Квирине, мы оба хотим вернуть их назад. Давайте объединим усилия».
Ревинтер чуть усмехнулся, отпивая первый, самый сладкий глоток. Потом останется только горечь.
А те слова не будут сказаны никогда. Смертельные враги мирятся лишь в романах Альдо Китуа или великого Артура Ленна. В тех, которыми так зачитывался в детстве Роджер.
Мирятся, жмут друг другу руки и дальше сражаются плечом к плечу. А в жизни — рвут друг другу глотки. И не разжимают зубов и когтей — пока из одного или обоих не вытечет по капле жизнь. Или пока обоих не прикончит кто-то третий — более умный. Или подлый.
В книжные истории уже не верит и младший сын — отец отучил. Но даже Бертольд Ревинтер одну ночь в году может позволить себе помечтать. Ибо кто еще поймет тебя так, как смертельный враг?
Наверное, Ревинтер стал суеверен — раз торгуется с судьбой. Иначе зачем позволил вести о сыне просочиться к отцу? Дескать, вот вам Анри — сохраните мне Роджера?
А почему бы и нет? Вдруг и с высшими силами можно договориться? И жаль, не придет сам Темный. Уж Ревинтер нашел бы для него подходящую цену.
И это тоже — заблуждения ночи. Единственной в году. Считавшейся священной еще в незапамятные века.
В Темного Бертольд Ревинтер не верил никогда. Как и в Творца. И иногда об этом жалел. Не о собственной трезвости взглядов, а об отсутствии настоящей высшей силы. О ком-то, кто точно умнее и проницательнее тебя. И при этом не враг.
А вино начинает горчить. Ревинтер, увы, — не южанин. Ему привычнее белые сорта, это просто сегодня…
О старике сведения поступают исправно. Жив, но сильно сдал. Ненавидит и проклинает бастардов, признанных еще при жизни законных сыновей.
Вернул из монастыря самолично отправленную туда племянницу. Поселил в своем старинном логове. С бойницами и навесным мостом.