— Вон там. Те двое.
В алькове над резным каменным столиком для кайвассы сидели двое мужчин, щурясь на свои фигуры при свете красной свечи. Один был костлявый и желтовато-бледный, с редеющими черными волосами и острым носом. Другой — широкоплечий и пузатый, с завитыми локонами, взъерошенными над воротником. Они не соизволили оторваться от игры, пока Халдон не поставил стул между ними и не сообщил:
— Мой карлик играет в кайвассу лучше, чем вы оба, вместе взятые.
Толстяк поднял глаза, посмотрел на незваных гостей с отвращением и что-то произнес на языке Старого Волантиса, слишком быстро, чтобы Тирион сумел разобрать хоть слово. Тощий откинулся на спинку стула.
— Он продается? — поинтересовался он на общем языке Вестероса. — Триарх был бы не прочь пополнить свое собрание диковин карликом, играющим в кайвассу.
— Йолло — не раб.
— Какая жалость, — тощий передвинул ониксового слона.
Игрок, командующий алебастровой армией, неодобрительно сжал губы и передвинул тяжелую конницу.
— Промах, — вмешался Тирион. Он тоже играл свою роль.
— Именно, — сказал тощий и ответил своей тяжелой конницей.
Последовал шквал быстро сменяющих друг друга ходов, затем костлявый улыбнулся и сообщил:
— Смерть, мой друг.
Толстый сердито посмотрел на доску, потом встал и проворчал что-то на своем родном языке. Его противник рассмеялся:
— Ну, карлик воняет не так плохо, как эта партия.
Он кивнул Тириону на освободившийся стул:
— Давай с тобой, маленький человек. Положи свое серебро на стол, и мы посмотрим, как хорошо ты играешь в игру.
Какого рода игру? мог был спросить Тирион. Он залез на стул:
— Я играю лучше с полным животом и чашей вина в руке.
Тощий любезно повернулся и приказал девочке-рабыне принести им еду и напитки.
— Благородный Кваво Ногарис, служащий таможни Селхориса, — представил его Халдон. — Я еще ни разу не обыгрывал его в кайвассу.
Тирион понял:
— Возможно, я окажусь более удачливым.
Он открыл кошелек и принялся выкладывать рядом с доской столбик из серебряных монет до тех пор, пока Кваво наконец не улыбнулся.
Когда они расставляли фигуры, прикрывая их ширмами для кайвассы, Халдон спросил:
— Какие новости с низовьев реки? Будет ли война?
Кваво пожал плечами:
— Юнкайцы, скорее всего, начнут ее. Они величают себя Мудрыми Господами. Я не берусь судить об их мудрости, но хитрости им не занимать. Их посланник прибыл к нам с сундуками золота и драгоценных камней и привел двести рабов, цветущих девушек и мальчиков с гладкой кожей, обученных пути семи вздохов. Мне рассказывали, что его пиры были незабываемыми, а взятки — щедрыми.
— Юнкайцы купили ваших триархов?
— Только Ниессоса, — Кваво убрал ширму и изучал расположение армии Тириона. — Малакво, может быть, старый и беззубый, но он все еще тигр, а Донифос уже не вернется на место триарха. Город жаждет войны.
— Почему? — удивился Тирион, — Миэрин во множестве лиг по морю. Чем эта милая королева-ребенок обидела Старый Волантис?
— Милая? — Кваво рассмеялся. — Если хотя бы половина слухов, которые приходят из Залива Работорговцев правдивы, то этот ребенок — чудовище. Говорят, что она кровожадна, и что тех, кто ей перечит, сажают на кол, и они умирают медленной смертью. Говорят, что она колдунья, кормящяя своих драконов плотью новорожденных детей, и клятвопреступница, поносящая богов; что она нарушает перемирия, угрожает послам и убивает даже тех, кто преданно служит ей. А еще говорят, что ее похоть невозможно удовлетворить, что она трахается с мужчинами, женщинами, евнухами, даже с собаками и детьми, и горе любовнику, который не сможет угодить ей. Она отдает мужчинам свое тело, а взамен забирает в рабство их души.
Прекрасно, подумал Тирион. Если она отдаст мне свое тело, то пусть забирает мою душу, такую маленькую и чахлую.
— Кто говорит? — спросил Халдон. — Работорговцы, изгнанные ею из Астапора и Миэрина? Тогда это сущая клевета.
— Самая лучшая клевета — та, что приправлена щепоткой правды, — многозначительно сказал Кваво, — но нельзя отрицать и настоящее прегрешение девицы. Этот невежественный ребенок взял на себя задачу уничтожить работорговлю, но она никогда не ограничивались Заливом Работорговцев. Это — лишь часть бескрайнего моря торговли, простирающегося на весь мир, а королева драконов начала мутить воду. Лорды древней крови за Черной Стеной плохо спят, прислушиваясь — не точат ли их кухонные рабы свои длинные ножи. Рабы выращивают нашу пищу, убирают наши улицы, обучают наших детей. Они сторожат наши стены, гребут на наших галерах, бьются за нас на поле боя. И сейчас, когда они смотрят на восток, то видят эту юную королеву, разрушительницу цепей, сияющую вдали. Старая Кровь не потерпит этого. И бедняки ее тоже ненавидят — даже самый ничтожный попрошайка стоит выше раба. А драконья королева отобрала у них и это утешение.
Тирион выдвинул своих копьеносцев. Кваво ответил ему легкой конницей. Тирион переставил своих арбалетчиков на квадрат выше и сказал:
— Похоже, тот красный жрец снаружи думает, что Волантис должен сражаться за серебряную королеву, а не против нее.
— Красным жрецам было бы благоразумнее держать язык за зубами, — ответил Кваво Ногарис. — Уже случались стычки между их последователями и теми, кто поклоняется другим богам. Своей болтовней Беннеро добьется только яростного гнева на свою голову.
— И что за болтовня? — спросил карлик, поигрывая фигуркой, изображающей чернь.
Волантинец махнул рукой:
— В Волантисе тысячи рабов и вольноотпущенников каждый вечер толпятся на площади перед храмом, слушая вопли Бенерро о кровавых звездах и огненном мече, который очистит мир. Он проповедовал, что Волантис непременно вспыхнет, если триархи поднимут оружие против серебряной королевы.
— Даже я могу это предсказать. Ага, вот и еда.
На ужин принесли тарелку жареной козлятины с гарниром из мелконарезанного лука. Ароматное мясо с пряностями оказалось поджаристым снаружи, но красным и сочным внутри. Тирион отщипнул кусочек. Тот был таким горячим, что обжег пальцы, но таким вкусным, что карлик не мог не потянуться за следующим. К мясу подали светло-зеленую волантийскую наливку, напомнившую ему вино, какого он уже давным-давно не пил.
— Очень славно, — похвалил карлик еду и поднял своего дракона. — Самая могущественная фигура в игре, — заявил он, побив одного из слонов Кваво. — А у Дейенерис Таргариен, говорят, их целых три.
— Три, — согласился Кваво, — но им противостоят трижды по три тысячи врагов. Граздан мо Эраз не был единственным посланником Желтого Города. Когда Мудрые Господа выйдут в бой против Миэрина, на их стороне будут сражаться легионы Нового Гиса. Толоссийцы. Элирийцы. Даже дотракийцы.
