— Я, с вашего позволения, схожу к себе, тёплый плащ накину, как бы не простудиться, да и старика надо проведать, беспокоюсь я за него, возраст всё-таки не тот, чтобы вот так о камни с маху…
Вольфгер поднялся во дворец и зашёл к Уте. Та сообщила, что отец Иона заснул, лихорадка у него пока не открылась, и это вселяет надежду, что монах скоро пойдёт на поправку.
— Что у вас там случилось? — нервно спросила она, — кто напал на замок? Кто ранил отца Иону? С тобой хоть всё в порядке?
— Подожди-подожди, — улыбнулся Вольфгер, привлекая к себе девушку и зарываясь лицом в её волосы, — столько вопросов сразу! Как зерно из худого мешка… Ну, не сердись! Отвечаю по порядку. Со мной всё хорошо, хотя пришлось немножко подраться. Не ранен и даже не оцарапан. Повезло. Карл вроде тоже цел и невредим. На замок напали какие-то разбойники, они вырезали часовых у ворот замка и случайно наткнулись на отца Иону, который шёл из церкви после утренней молитвы. Он успел крикнуть, я услышал его, выскочил на улицу и ввязался в драку. К счастью, на меня навалились не все сразу, а то пришлось бы несладко. Потом на помощь пришёл Карл, двоих нас одолеть уже было непросто, ну, а потом прибежал комендант с отрядом замковой стражи. Нападавших перебили, троих взяли в плен, причём один из них — главарь, сейчас его допрашивают. Кто они такие и зачем напали на замок, я пока не знаю, хотя кое-какие подозрения у меня есть. Если ты меня отпустишь, я спущусь в подвал и узнаю всё до конца.
— А я тебя и не держу, — оттолкнула его Ута. — Это ты полез обниматься! Кстати, я тебе не говорила, что ты просто притягиваешь к себе неприятности? Ну неужели я так нагрешила, что Господь послал мне этакое наказание?! Ну да, я, как любая женщина, знаю за собой кое-какие грешки, но чтобы настолько…
— Торжественно обещаю, что отныне буду являть собой верх осторожности и благоразумия! — лицемерно заявил Вольфгер, подняв руку для присяги. Он снова обхватил девушку за талию, прижал к себе, приподнял и закружил в воздухе. Ута обняла его за шею, прижалась и потёрлась носом.
Открылась дверь напротив и в коридор выглянул недовольный, заспанный гном.
— Почему с утра в замке шум, гам, роняют железо на камни, орут, бегают, а теперь ещё и целуются в коридоре, да ещё прямо у меня под дверью?! Могу я хоть раз спокойно выспаться?! — заворчал он, разглаживая всклокоченную бородёнку.
Вольфгер поставил девушку на пол и склонился в придворном поклоне:
— Тысяча извинений за то, что осмелились нарушить сон почтенного гнома. Но дело в том, что оный гном соизволил продрыхнуть нападение на замок, которое нам пришлось отбивать без его сильномогучей помощи!
Ута фыркнула.
С Рупрехта разом слетел сон:
— Что-о?! На замок напали? Кто? Почему меня не разбудили? — завопил он.
— Извини, не успели, — ухмыльнулся Вольфгер, — некогда было, пришлось атаку отбивать.
Гном опустил глаза и вдруг заметил, что стоит перед девушкой в исподнем. Ойкнув, он метнулся в комнату и захлопнул за собой дверь.
Вольфгер и Ута переглянулись и дружно рассмеялись. Вольфгер вдруг почувствовал, что утреннее напряжение отпустило его, и он успокоился.
* * *
— Господин доктор, вы знаете этого человека? — спросил Берлепш.
Лютер, кутаясь в тёплый плащ, тяжело поднялся с табурета, услужливо принесённого для него в подвал солдатом, подошёл к пленному и заглянул ему в лицо. Тот попытался плюнуть, но во рту у него пересохло, и Штюбнер смог только пожевать губами.
— Нет, я не знаю его, — равнодушно сказал Лютер, вновь усаживаясь на табурет.
— А он утверждает, что учился у вас, — с ехидцей заметил капеллан.
— Возможно, — пожал плечами Лютер, — у меня многие учились. Обычно учителя запоминают свой первый выпуск, а потом в памяти остаются только лучшие и худшие, но даже их имена и лица забываются. Как зовут этого человека?
— Он утверждает, что его зовут Марк Штюбнер, — ответил капеллан, заглянув в протокол допроса.
— Хм… Штюбнер… Да, кажется, был у меня студиозус с такой фамилией, но кто он и что он, не помню совершенно, увы… Господин комендант, я удовлетворил ваше любопытство? Я бы хотел вернуться к своим занятиям. Утренние часы, знаете ли, самые плодотворные…
— Одну минуту, герр доктор, если позволите, — сказал комендант, — только один вопрос пленному.
Он обернулся к Штюбнеру:
— Зачем ты и твои люди напали на замок?
— Я хотел убить вот этого, — Штюбнер мотнул головой в сторону Вольфгера, — и его спутников, а также, если повезёт, и этого вот попа.
— Что ты сказал? — с изумлением воскликнул Лютер, — повтори! Ты хотел убить меня? Но за что? С какой целью?
— Кто побеждает и соблюдает дела Мои до конца, тому дам власть над язычниками.
И будет пасти их жезлом железным; как сосуды глиняные они сокрушатся, как и Я получил власть от Отца моего.
И дам ему звезду утреннюю, напыщенно молвил пленный.[81]
— Что он говорит? — удивлённо спросил Берлепш, — бредит, что ли?
— Нет, это не бред. Штюбнер цитирует Апокалипсис, — пояснил Лютер, повернулся к пленному и спросил:
— Так ты анабаптист?
— Да, я исповедую повторное крещение, ибо первое, принимаемое в младенчестве — от диавола. Спасение обретут только вновь крещённые, ибо грядёт, грядёт светопреставление, и земля уже корчится и содрогается под тяжестью шагов того, кому дано судить. Слышите Его шаги, вы, нечестивые?!!
— За что ты хотел убить доктора Лютера? Ну, отвечай! — с угрозой сказал комендант, — не то…
— Римская католическая церковь — вавилонская блудница, кубло антихристово. Кто будет уязвлять её жезлом железным, тот будет спасён, пред тем откроются врата Царствия Небесного! Так угодно Ему, так написано в святой книге!
— Так значит, это ты и твои люди предали лютой смерти монахинь из монастыря под Виттенбергом? — подался вперёд Вольфгер.
— А как же, мои! И этого, и ещё других. Увидишь попа — убей его! Увидишь монаха или монашку — убей! Так угодно Господу!
— Лжёшь, дьяволов выблядок! — неожиданно мощным голосом, заполнившим весь подвал, выкрикнул Лютер, обличающе вытянув руку в сторону пленного. — Лжёшь, червь в гноище, смрадная свинья, пожирающая свои нечистоты! Бог есть любовь! Господь никогда не требовал убивать!
— Ну да, — ухмыльнулся Штюбнер, — это ты студиозусам своим рассказывай, а вот Гуса кто спалил, а? Что молчишь? Так я скажу: попы! Инквизиция, псы господни! Да тебя самого чуть не сожгли! А Крестовые походы на чьей совести? Или неверные уже и не люди вовсе?!
