Он бросил на меня странный взгляд.
— Так значит, мы увидимся снова?
— Мы увидимся снова, Амброзий.
И тогда я понял, что в пророчестве моем была его смерть.
Килларе, как мне говорили, — это гора в самом сердце Ирландии. Есть горы и в других краях острова, которые хоть и не столь высоки, как в нашей Британии, но все-таки заслуживают это название. Но Килларе — совсем не гора. Это полого сходящийся к вершине холм, высотой, думаю, не более трехсот футов. Он даже не порос лесом, а склоны его покрыты жесткой травой, лишь изредка встают среди нее приземистые заросли терновника или немногие одинокие дубы.
И все же Килларе высится перед пешим ли, конным ли исполинской горой, потому что стоит посреди бескрайней равнины. Во все стороны, едва заметно волнуясь, распростерлась зеленая гладь: взгляни на север, на юг, на запад или на восток — повсюду одно и то же. Неправду говорят, что с этой вершины видны все побережья Эрины окрест, но ничто не заслоняет открывающейся оттуда панорамы зеленого луга, смыкающегося в дальнем далеке с мягкими облаками небес.
Даже воздух здесь мягок. Погода благоприятствовала нам, и ясным летним утром мы высадились на длинный серый пляж; ветер принес с берега запах болотной мирты, утесника и солончаков. В узких заводях дикие лебеди учили плавать свое потомство, а над лугами кричали чибисы, взмывая над укрытыми в камышах гнездами, где их ждали подрастающие птенцы.
Такое время и такая страна не годятся для войны. И действительно, война была скоротечная. Здешний король был молод — по словам лазутчиков Амброзия, Гилломану едва исполнилось восемнадцать зим — и не стал слушать своих советников, предлагавших ему выждать удобного момента и встретить врага на укрепленном поле. Юный сорвиголова был так полон боевого задора, что при первом же известии о высадке иноземных войск на священную землю Ирландии собрал своих воинов и бросил их на закаленные в боях отряды Утера. Они встретили нас на плоской равнине: за нами был холм, а за ними — река. Войска Утера выдержали их первый отчаянно смелый натиск, не отступив ни на пядь; затем пришел их черед наступать: они неумолимо загоняли ирландцев в воду. К счастью для них, это был широкий и мелкий поток, и хотя в тот вечер он стал красным, многим сотням ирландцев удалось спастись. Среди последних оказался и король Гилломан; узнав, что Гилломан с дружиной верных воинов бежит на запад, Утер, полагая, что король направляется в Килларе, послал за ним в погоню тысячу конников, наказав им захватить короля прежде, чем тот достигнет ворот крепости. И они поспели: погоня настигла короля в какой-то полумиле от цитадели — у самого подножия горы и в виду крепостных стен. Вторая битва была короткая и более кровавая, чем первая. Но в суматохе схватки и под покровом сумерек Гилломану с горсткой приближенных снова удалось бежать, но на сей раз никто не знал куда. Однако дело было сделано; к тому времени, когда основные силы Утера подошли к подножию горы Килларе, британская конница уже заняла крепость, и ворота ее стояли распахнутые настежь.
О том, что произошло после взятия ирландской твердыни, рассказывают множество небылиц. Я сам слышал несколько песен и даже читал одно повествование, занесенное в летопись. Цитадель Килларе была построена далеко не из одного крепкого камня; ее укрепления представляли собой обычные земляные валы с палисадом, окруженные глубоким рвом, за валами и палисадами располагался еще один ров, глубокий и усаженный кольями. Замок внутри крепостных стен и впрямь был каменный, возведенный из больших каменных блоков, но и в этом не было ничего невиданного: снабди обычных механиков и каменотесов нужными орудиями и механизмами, они без труда справятся с постройкой подобного зданья. За крепостной стеной приютились дома, в большинстве своем деревянные, но с укрепленными подвалами, как заведено это и у нас в Британии. Еще выше стояло внутреннее кольцо стен, венчающее Килларе словно корона — чело короля. И внутри этого кольца, на самой вершине горы — священное капище. Здесь стоял Хоровод, кольцо из камней, заключавшее, если верить легендам, сердце Ирландии. Я не стал бы даже сравнивать это место с Великим Хороводом в Эймсбери: этот Хоровод состоял лишь из одного круга не соединенных меж собой камней; и все равно он наполнил мое сердце трепетом. В самом сердце круга высился трилитон, подобный исполинам Эймсбери, а возле него в высокой траве лежали в кажущемся беспорядке остальные глыбы.
В тот же вечер я в одиночестве поднялся на гору. Ниже на склонах перекликались голоса и суетились люди — столь знакомая мне по Каэрконану празднично-горькая суматоха после битвы. Но, пройдя через арку в стене, ограждавшей священное место, и поднявшись на вершину, я словно услышал тишину, как, кажется, слышишь ее, поднявшись из пиршественного зала в уединенную башенную комнату. Звуки угасли за стенами, и когда я шагал по высокой летней траве, вокруг не было ни души.
Низко в небе висела полная луна, бледная и запятнанная тенью, истончившаяся с одного края, словно стертая монета. Появились россыпи тусклых звездочек, здесь и там сгоняемые в стада звездами-пастухами, а напротив луны ярким белым светом горела одинокая большая звезда. Длинные тени мягко ложились на травы, готовые отдать ветру семена.
Высокий камень стоял отдельно, но кренился к востоку. Чуть дальше была яма, а за ней в лунном свете чернел круглый валун. Я остановился. Я не находил этому названия, но древний черный камень походил на созданье ночи и тьмы, сгорбившееся над ямой. По спине у меня пробежал холодок: это древнее таинство мне не хотелось бы нарушать.
Луна взбиралась вместе со мной, и когда я вошел в каменный круг, ее белый диск поднялся над покрытыми камнями, ярко освещая его середину. Мои сандалии сухо хрустели по золе и гравию, на котором недавно горели костры. Вдруг предо мной встал плоский камень, похожий на алтарь, и лунный луч высветил на нем белые очертанья костей и грубую резьбу на грани камня: сплетаясь, по камню ползли ленты и змеи. Я наклонился и провел пальцами по резьбе. Где-то в траве шуршала и попискивала мышь. Больше — ни звука. Алтарь был чист и мертв, лишенный бога. Оставив его, я медленно двинулся по кружеву лунного света и тени. Вот еще один камень, с закругленным верхом, словно купол улья или омфал. Рядом, почти скрытый высокой травой, лежал рухнувший стоячий камень. Когда я проходил мимо павшего исполина, ветерок тронул траву, сминая тени и, словно туманом, заволакивая свет. Я обо что-то споткнулся, зашатался и упал на колени у края длинного плоского камня, почти невидимого в траве. Я пробежал по нему руками. Камень был массивен, продолговат и не украшен резьбой — естественная каменная плита в переливах лунного света. Мне не было нужды ни во внезапном холоде, ударившем мне в ладони, ни в шорохе трав, колеблемых налетевшим ветром, ни в запахе маргариток, чтобы понять, что вот он — искомый камень. Вокруг меня, словно расступившиеся танцоры, чернели молчаливые великаны. Слева от меня висела серебристая луна, справа — сияла белым король-звезда. Я медленно поднялся на ноги и стал в изножье продолговатого камня так, как, наверное, стоят у изножья кровати в ожиданье кончины лежащего на ней человека.
