Когда Нан очнулся, он увидел, что лежит на поляне, под далеким небом, а к ссадине на щеке у него прилеплен клочок свежего бледного мха. Рядом сидел сир Ив и рассматривал расплющенную бронзовую фалеру, края которой так истончились, что растрескались и пошли бахромой.
Почувствовав на себе взгляд, сир Ив обернулся. Нан увидел, что тот улыбается.
— Ради Бога, мой господин, — сказал Нан, — что это было?
— Не знаю, — ответил сир Ив. — В любом случае, оно пропало и вряд ли скоро появится опять.
Он укрыл Нана плащом и отправился на поиски съестного: поблизости протекал большой ручей, и сир Ив не терял надежды поймать там какую-нибудь рыбу.
Глава девятая
ПОДВОДНЫЙ САД
Лес заметно изменился после того, как Ив и Нан побывали в аббатстве безумцев. Как будто они миновали незримую границу и перешли из одной чащи в другую: деревья стали выше, листья темнее, сумерки — гуще, и по утрам ложился тяжелый туман, отчего Ива мучили дурные сны, а Нана — боль в избитом теле.
— Если мы не выберемся отсюда, мой господин, — сказал однажды Нан, — то осень нас прикончит, а зима доконает.
У него так лязгали зубы, что Ив с трудом разбирал его слова.
— Разве тебе не приходилось зимовать в лесу, Нан? — спросил Ив. — Я думал, ты к этому привычен.
— Приходилось, — ответил, дрожа, Нан. — Но не припомню, чтобы когда-нибудь было мне так холодно.
— Это Вивиана забралась к тебе под кожу, — задумчиво произнес Ив. — Она злая-злющая, вот поэтому тебе и холодно.
— А вы разве не мерзнете, мой господин?
— Нет. — Он коснулся своей шеи и вытащил из-под одежды рубиновое ожерелье. — Думаю, из-за этой вещи. Внутри у нее тепло, как будто она живая. От нее я согреваюсь, и чем холоднее становится вокруг, тем сильнее греют чудесные рубины.
— Рубины? — переспросил Нан, однако глаза его оставались тусклыми. — Впервые слышу, чтобы камни могли согревать.
— Думаю, они не из нашего мира, и обычные законы природы на них не распространяются.
— Но как вышло, что такая вещь попала к вам? — спросил Нан. И подложил ветку в разгоравшийся костер.
— Помнишь, я рассказывал про турнир… — начал сир Ив.
Нан любил слушать истории. Раньше его не больно-то баловали этим. А Ив частенько вспоминал свои давнишние увлекательные беседы с Эсперансом. И постепенно Нан узнал о замке Неблагоразумного Разбойника, о Яблочной войне, а заодно — и о великане, которого украли корриганы, похитив один его сапог.
— Так ожерелье всегда было при вас? — удивился Нан, когда Ив закончил повествование. — Ну и ну! Почему же вы никогда раньше о нем не упоминали?
— Потому что ты вор.
Нан задумался ненадолго.
— С тех самых пор, как вы не дали меня повесить, я не стащил даже луковицы, — сказал он наконец.
— Тебе это странно?
— Задуматься впервой — да, странно; а поразмыслить хорошенько — мне же не попадалось ничего ценного, даже хлеба, так чему тут удивляться?
— Теперь ты знаешь об ожерелье, — заметил Ив.
Нан покачал головой:
— Будь я проклят, если коснусь его. Довольно с меня одной Вивианы. Сдается мне, мой господин, в этих камушках вся наша погибель. Ведь если ожерелье принадлежало корриганам, его следует вернуть.
— Я оставил себе эту вещь не ради ее дороговизны, — с нажимом произнес Ив, — а на память.
— Ваша-то память — о турнире, в котором вы победили назло надменной даме, а память корриганов — о бедном ребенке, который был их плотью и кровью, — возразил Нан. — Может, это они и заперли нас в лесу, и не Вивиану, а их следует задобрить.
Огонь разгорелся, сырые ветки выстреливали искрами и шипели, отдавая влагу. Туман отползал за деревья и там из последних сил цеплялся тающими пальцами за корни и папоротники. В зеленых сумерках полдень был чуть светлее, чем вечер.
Ив определял время суток по своему настроению: к вечеру его печаль становилась глубже, а на рассвете она делалась острой, почти невыносимой, и вонзала в его сердце тысячи иголок. Только к полудню она смягчалась, словно вспоминала, что следует дать место дневной заботе.
Нан разделял день на часы, когда он был очень голоден, часы, когда он ловил птиц, рыбу или искал грибы, и часы, когда он был не слишком голоден. Сон же уравнивал рыцаря и вора; во сне оба были бездомны.
— Думаешь, я должен был передать ожерелье тому корригану? — заговорил Ив, избегая называть имя Ллаухира, чтобы не вызвать его ненароком прямо к костру.
— Почем мне-то знать, — буркнул Нан. — Здесь ведь никак не угадаешь. Если я украл курицу в семье Гастона, следует ли отдать курицу в возмещение семье Жакоба только потому, что оба они из одной деревни?
— Слишком мудрено для меня! — рассердился Ив. — Я ведь ничего не крал.
Нан замолчал и больше к этой теме не возвращался.
В тот день они прошли большое расстояние, потому что Ив сказал: «Все, что имеет на земле начало, имеет и конец. Начался и когда-нибудь закончится свет, изливаемый на нас с неба. Началось и когда-нибудь иссякнет время, которое движется от начала земли через Воплощение Бога-Слова к Последнему Суду. Точно так же закончится Броселиандский лес, если идти сквозь него без остановки».
Они старались идти прямо, как если бы следовали за летящей стрелой; однако то и дело им приходилось обходить кочки, овраги, разбухшие ручьи и целые болотца. Солнце вело их окольными путями: казалось, оно постоянно меняет местоположение и прячется за густыми кронами и плотными облаками. Иногда оно будто бы бежало, а порой плясало на месте.
К вечеру Ив и Нан увидели впереди большую поляну и направились прямехонько к ней, чтобы там заночевать и набраться сил. Утром, обещал Ив, они поищут какую-нибудь еду и весь день потом будут отдыхать.
Но когда они выбрались из чащи и очутились на поляне, то увидели перед собой озеро.
Оно было очень большим: лишь с большим трудом Иву удалось разглядеть противоположный берег. И все же это было озеро, а не море, и Ив сразу ощутил разницу между ними. Море жило у него в груди и непрестанно шумело, соединяясь с шумом сердца; озеро же могло существовать отдельно от Ива, и Ив тоже мог жить отдельно от озера, оставаясь его созерцателем, но не частью.
Берега заросли камышом и высокими стрелами осоки; виднелись растения с мясистыми лепестками и крошечные розовые цветки, собранные в корзиночки. Упитанные камыши постукивали друг о друга под слабым ветерком, рябь пробегала по поверхности воды. На берега накатывал туман, однако над головой впервые за много дней Ив увидел открытое небо. Он вздохнул свободно, хотя на самом деле небо разочаровывало — оно было тусклым, как будто закатных красок для него не хватило и небесный художник замазал эту часть свода сильно разбавленными остатками.
