— Ты и человек, и альв! — Йорген вклинился в его яростный монолог.
— Неправда, братец! Это ты у нас счастливчик — и нифлунг, и человек, и все тебя любят!..
Да, это была правда. Люди числят род по отцу, нифлунги — по матери. Йоргена фон Рауха люди считали человеком, в Веннере эн Арра нифлунги видели соплеменника.
— …А я — никто! Полукровка — вот кто я для людей! Сын отступницы — для альвов!
— Это только название, ты сам знаешь! Оно ничего не значит для нас, — дрогнувшим голосом, через силу произнес Семиаренс Элленгааль — почему-то очень трудно стало говорить.
— Для вас не значит! Но не для меня! Но теперь… — Фруте картинно воздел руки к потолку, и две молнии, слетев с его пальцев, ударили под ноги альву, едва не опалив сапоги.
«Ведет себя будто ярмарочный комедиант в роли злодея, — очень холодно и отстраненно подумал Кальпурций Тиилл. — Такого хочется не убивать, а стянуть с него штаны и отстегать ремнем! Но придется убить. Ах, бедный мой друг Йорген!»
— …Теперь все изменится! Я один буду решать, кому и как жить в этом мире! И все вы — ничтожества предо мной!
«…Ну точно! И слова как из дурной пьесы! Сколько можно слушать эту гадость, пора что-то делать!» Силониец потянулся за мечом…
Страшная сила подхватила его, швырнула, припечатала к стене так, что ни повернуться ни вздохнуть.
— Даже не думай! — оскалился в усмешке мальчишка. — Здесь я хозяин. А ты — никто. И пока жив братец Йорген, избранный мой противник, ни один из вас не сможет и пальцем пошевелить мне во вред! Таковы правила… Ну что, братец, сойдемся в поединке? Посмотрим, кто из нас сильнее теперь? Попробуй убей меня! Убей воплощение Тьмы! Ведь ты за этим сюда пришел? Ну? Что же ты медлишь?
Йорген медлил. Случись кому из подчиненных увидеть его в этот момент — не узнал бы своего командира в этом бледном, растерянном существе! Трусом счел бы, если бы прежде не видел его в деле.
А он не боялся, нет — даже в новом, грозном обличье брат казался ему не опаснее любой другой ночной твари. Он был не готов. Правду говорил Фруте — он был счастливым. И понял это только теперь. Голод, война, раны — это все не так важно, это уходит. Его на самом деле все любили — вот главное. Брат, мачеха, отец, пусть по-своему. Родня со стороны матери, хотя в ту пору он не желал этого замечать, а они не умели проявлять чувства явно. Слуги, кнехты, подчиненные и начальники, и король с королевой, и друзья, и совсем малознакомые люди… И он к этому привык, считал, так и должно быть, и любил всех в ответ. И жизнь за них готов был отдать — а как же? Долг!.. Удобный, милый, черно-белый мир, где враг — это враг, а свой — это свой. Война без перебежчиков и предателей. Ведь даже те несчастные, что впустили в душу Тьму, — они не союзники ее, а жертвы…
Он не ждал удара в спину. Он никогда прежде не сталкивался с такой НЕНАВИСТЬЮ. Просто не знал, что с ней делать.
— Убей!!! — стонали вдавленные в стену друзья. Те, кого он должен защищать.
— Ну что же ты, братец?! — хохотало дико ВОПЛОЩЕНИЕ и больно било его черными молниями — не насмерть, а чтобы помучить. — Убей меня, убей! Попробуй! Вставай! Сражайся! Ведь ты для этого здесь!
Да, он мог убить. Потому что целый год учился колдовству, изучал сейд, и галдр, и мэйн, и ведербэльгр, и еще одно, неназванное. И одного этого неназванного хватило бы на малыша Фруте, не так уж щедра к нему оказалась Тьма, как он вообразил по неопытности, впервые почувствовав в себе Силу. А можно обойтись и без колдовства, простым мечом — еще проще.
Но что скажет отец? Дитмар? Как мачехе смотреть в глаза? Как жить потом самому?
Вдруг вспомнилось ясно, будто вчера было. Няня выносит из родительской спальни что-то пышное, бело-голубое, все в лугрских кружевах. Кладет ему на руки — подержи, да не урони смотри. Откидывает покрывальце, а там внутри — человечек! Крошечный как лягушонок, разве такие бывают? А как же! Нынче народился! Брат!
И его — убить? Собственными руками?
А если этого не сделать — весь мир погрузится во Тьму на веки вечные…
— Бей!!!
— Убей меня!!!
— Бей!!!
Тьма клубилась в пещере, Тьма клокотала и ревела, и гудела гора, распираемая волнами Зла…
А Йорген вдруг понял, что устал и ничего больше не хочет. Это не его битва, пусть сражаются другие. «Я трус. Дезертир. Я не справился. Предал. Я так виноват, перед всеми. Но я — не могу!»
— Вставай!!! Сражайся!!! — Фруте красиво, зависнув на миг в воздухе, соскочил с алтаря, и не молния уже, а меч сверкнул в его руках…
— Отстань, — утомленно сказал Йорген и закрыл глаза. — Я не стану с тобой сражаться… — И, обернувшись к спутникам: — Простите…
— Ну что ж! — Жестокое лицо воплощения озарилось торжеством. — Ты сделал свой выбор, брат! Не захотел погибнуть с честью — умри с позором! Да пребудет с нами вечно Тьма.
За спиной отчаянно, не по-человечески взвыла ведьма.
Это был прекрасный меч из арсенала ландлагенара Рюдигера, любовно выкованный мастерами северного Вальдбунда. О том, чтобы брат содержал его в должном порядке, Йорген заботился лично. Сверкающее лезвие легко и глубоко проникло в плоть. «Почти не больно!» — мелькнула мысль. Красная струйка скатилась из угла рта по подбородку. Йорген улыбнулся счастливо — больше ему не надо было ничего решать. Он вышел из игры.
И что было дальше, видеть уже не мог.
Как богентрегер Фруте фон Раух, воплощение Тьмы, вдруг рухнул словно подкошенный, и выражение дикого торжества на его лице сменилось удивлением, а потом ужасом. Как жуткий черный вихрь ворвался, завывая, в пещеру, а трещина в камне озарилась дурным синим сиянием и стала со свистом втягивать в себя его черноту, пока не поглотила всю, без остатка. Как сомкнулась она потом, и на монолитной передней поверхности алтаря, вспыхнув на миг кровавым, проступили выжженные письмена. Как зашевелились спутники, с трудом отдирая свои измученные тела от стены. Как забился, зашелся отчаянным плачем мальчик Фруте. «Она обманула меня! Обманула! — выкрикивал он сквозь слезы. — НЕНАВИЖУ!!!»
Но ничего этого Йорген фон Раух не видел. Потому что умер — так ему показалось. И не ему одному.
— Лежи смирно, что ты возишься?
— Мне больно.
— Где тебе больно?
— В шее. Затекла.
— А, ну это не страшно… Господин Элленгааль, там, в моем мешке, кофта… Вот так. Лучше?
— Лучше. А почему я живой?
— Это Кальпурций. Он ткнул в тебя жезлом.
— И я ожил?
— Ты не успел умереть.
