Она поняла. Несмотря на все его остроумие, насмешку и иронию, он всегда был великодушен и отдавал должное ее уму. Она честно ответила:
— Я это знаю, конечно. И отчасти именно поэтому боюсь.
— Это я и имел в виду, — просто сказал он.
Все эти истории. Все эти годы, совсем юной девушкой, она слушала, помимо своей воли, сплетни у колодца Фезаны или на речной отмели, где женщины стирали одежду. А потом, уже став женщиной, когда вернулась домой после учебы в других краях, она снова слушала те же истории. Новые имена, новые варианты, но человек все тот же. Ибн Хайран из Альджейса. Из Картады.
Джеана посмотрела на мужчину в маске льва и ощутила тяжесть и боль в том месте, где сильно билось ее сердце.
Он убил последнего халифа Аль-Рассана.
Она почти не видела его глаз под маской, в неверном свете окружающих их факелов. Если бы он снял маску и если бы свет был ярче, они оказались бы синими. Она осознала, что он ждет, когда она заговорит.
— Мне следует бояться? — наконец спросила она.
И он серьезно ответил:
— Не больше, чем боюсь я, Джеана, в этом случае.
Именно это ей надо было услышать. Именно то, что было ей необходимо, и Джеана, все еще удивляясь, не веря себе, взяла его руку в свои и сказала:
— Пошли гулять.
— Куда ты хотела бы пойти? — спросил он осторожно, приноравливая свои шаги к ее походке.
— Туда, где мы будем одни, — ровным голосом ответила она, крепко держа его за руку. Она наконец возвращалась домой, туда, где ждало ее сердце с того летнего дня в Фезане. — Туда, где мы сможем отложить в сторону сову и льва, какими бы совершенными они ни были, и стать самими собой.
— Какими бы несовершенными мы ни были? — спросил он.
— Как же иначе? — ответила она, с удивлением обнаружив, что сердце ее перестало стремительно биться с той секунды, как она взяла его за руку. Неожиданно ей пришла в голову одна мысль. Она заколебалась, а потом, будучи такой, какая она есть, спросила:
— Ты был со мной недавно, когда я стояла возле казармы? Он на мгновение замешкался с ответом. Потом сказал:
— Умнейшая из женщин, ты делаешь честь своему отцу и матери каждым произнесенным словом. Да, я был там. Я еще перед этим решил, что не могу подойти к тебе сегодня, прежде чем ты сама сделаешь выбор.
Она покачала головой и крепче сжала его руку. Мелькнула ниточка страха: она вполне могла подняться по той лестнице.
— Это не был выбор, о котором ты, возможно, подумал. Это был вопрос — прятаться или нет.
— Я знаю, — ответил он. — Прости меня, дорогая, но я это знаю.
Он тоже ответил честно, рискуя задеть ее гордость. Но она все равно простила его, потому что теперь игра в прятки закончилась, в эту ночь масок, и ничего страшного в том, что он ее понял. Он подошел первым. Он ее нашел.
Они пришли к дому, который он снимал. Дом стоял ближе к дворцу, чем тот, в котором жили они с Веласом. Он открыл дверь с улицы своим ключом: управляющего и слуг отпустили на эту ночь развлекаться. Они вошли в дом.
Стоящий на улице за их спинами человек увидел, как за ними захлопнулась дверь. Он шел следом за Джеаной, и он знал, кто этот лев. Он заколебался, потом решил, что теперь ее можно оставить. Он устал и совсем не был уверен, хочется ли ему вкусить обещанных карнавалом удовольствий.
Зири вернулся в казарму, перекинулся парой слов с часовым у входа, потом прошел в спальню и лег в постель. И почти сразу же уснул, один в пустой комнате. Все остальные еще были на улицах.
В доме Аммара ибн Хайрана слуги оставили гореть два факела, которые освещали прихожую, а в светильниках на стенах пылали свечи. Прежде чем подняться наверх, они сняли маски и отложили их в сторону, и Джеана увидела его глаза при этих ярких огнях.
На этот раз он сам шагнул к ней, и на этот раз, когда они поцеловались, все было по-другому — совсем по-другому, — не так, как в кабинете ее отца, у открытого окна, прошлым летом.
И поэтому она почувствовала, что ее сердце, которое успокоилось и замедлило удары, пока они шли сюда, опять забилось неровно, и ее снова охватила дрожь.
Они поднялись наверх по лестнице и снова поцеловались, медленно, у двери в его спальню, из-под которой пробивалась полоска света у самого пола. Она почувствовала, как его руки, сильные и уверенные, крепче обняли ее. Ее охватило желание, до боли острое, глубокое и сильное, как река во тьме.
Его губы оторвались от ее губ и прижались к ее уху. Он тихо прошептал:
— В моей спальне кто-то есть. Свечи не оставили бы зажженными.
Ее сердце глухо стукнуло один раз, потом, казалось, на мгновение остановилось и снова забилось.
Они поднимались по лестнице молча, и сейчас, здесь, тоже молчали. Но тот, кто находился в спальне, мог слышать, как открылась входная дверь, и знал, что Аммар в доме, один или с кем-то еще. Она задала вопрос одними глазами. Его рот снова вернулся к ее уху.
— Они хотят, чтобы я знал об их присутствии. Понятия не имею. На всякий случай иди дальше, в следующую комнату. Там есть балкон, общий с моей комнатой. Послушай оттуда. Будь осторожна.
Она кивнула.
— Ты тоже, — шепнула она, выдохнула почти неслышно: — Я хочу, чтобы ты потом остался здоровым.
И почувствовала, как он беззвучно рассмеялся.
Потом она это вспомнит: он совершенно не боялся. Возможно, его это забавляло, интриговало, он чувствовал вызов. Но совсем не пугало, и даже не беспокоило. Интересно, какая женщина могла, по его мнению, его ждать. Или какой мужчина.
Она прошла по коридору. Открыла соседнюю дверь, бесшумно вошла в темную спальню. Перед тем как закрыть за собой дверь, она услышала, как спросил Аммар, повысив голос:
— Кто здесь? И почему вы пришли в мой дом?
А потом она услышала ответ.
… Дверь в дом открыть довольно просто, а поскольку слуги ушли и свечи горели, найти спальню тоже не представляло труда.
Ибн Хайран, все еще целиком поглощенный ощущением и ароматом женщины, которая только что ускользнула по коридору, окликнул непрошеного гостя. Он перебирал в уме возможные варианты. Их было слишком много. И сегодня ночью, и во все другие ночи нашлось бы немало людей, которые могли ждать в его спальне.
Но даже несмотря на то, что он уже двадцать лет имел дело с подобными тайнами, он оказался неготовым.
Дверь распахнулась почти сразу же после его вопросов. В проеме стоял мужчина без маски, освещенный, свечами, горящими в комнате.
— Наконец-то, — сказал Альмалик Второй, правитель Картады, улыбаясь. — Я уже начал опасаться, что зря совершил путешествие.
Ему потребовалось огромное усилие, все его знаменитое самообладание, но ибн Хайрану удалось улыбнуться в ответ и поклониться.
— Добрый вечер, Малик. Мой повелитель. Вот это сюрприз. Наверное, путешествие было долгим.
