— Треплос, жди меня во дворе, — распорядился жрец. — Я должен кое-что сделать, чтобы уберечь наши вещи.
Убедившись, что слуга спустился вниз, Тусет разложил на столе амулеты, тихо пропел хвалебный гимн Сету, чтобы не обиделся его бог, и начал читать молитву Убису. Кроме функции хранителя мира мертвых он считался «стражем места». Еще раз проверив, как расставлены символы богов и стихий, жрец, не прерывая молитвы, вошел в комнату слуг. По его приказу Алекс еще вчера ночью отыскал среди вещей серебряный светильник в виде змеи и налил туда масло. Тусет достал из сумки пару маленьких кожаных мешочков. Взяв щепотку порошка в одном из них, он добавил его в масло, трижды дунул, поджег фитиль и торопливо покинул помещение. В большой комнате жрец подошел к кадильнице, где тлели кусочки древесного угля, и скороговоркой пробормотав нужное заклинание, высыпал на них немного порошка из каждого мешочка.
Закрыв дверь на замок, Тусет стал спускаться во двор, придав лицу привычное надменное выражение.
Путешествие к казармам городской стражи оказалось довольно утомительным. Солнце поднималось все выше, нагревая воздух, кирпичи зданий и камни мостовой. Даже привычный к жаре келл немного вспотел. Шагавший рядом Треплос то и дело вытирал лоб. Только черные носильщики, казалось, не замечали палящего зноя. На их родине в Банарской пустыне климат даже жарче чем в Келлуане, где дарят прохладу воды великого Лаума.
Жрец издали заметил Алекса, расхаживавшего у закрытых ворот казарм. «Что-то мой охранник занервничал? — усмехнулся про себя Тусет. — Кажется, он все-таки неравнодушен к девчонке. Это плохо».
Носильщики опустили паланкин.
— Айри здесь. Жива, здорова, — доложил юноша. — Но без распоряжения начальства ее не отпустят. Десятник ушел со стражниками в город, а стратег на службу еще не явился.
— Где его можно отыскать? — нахмурился жрец.
— Писец сказал, что дома.
— Где он живет? — отрывисто спросил Тусет.
— Неподалеку от храма Сухара всенасущного.
Жрец повернулся к старшему из носильщиков.
— Это не так далеко, маг, — прогудел тот.
— Подождите, мудрец, — остановил Тусета охранник, когда тот собрался сеть в паланкин.
— Что еще? — нахмурился келл.
— Давайте отойдем, — предложил Алекс, и жрецу это сразу не понравилось. Но он уже привык доверять своему охраннику.
— Здесь Нарон, — вполголоса проговорил юноша, когда они подошли к стене казармы.
— Где? — не понял старик.
— В тюрьме, — усмехнулся Алекс. — Сидит со вчерашнего утра.
— За что?
— Пришла быстроходная бирема с послами магистрата Милеты, — стал рассказывать юноша. — По их требованию городская стража и задержала Нарона.
— Ты не можешь толком объяснить, в чем его обвиняют? — не сдержавшись, рявкнул жрец.
— В ночь нашего отплытия в Милете ограбили храм богини мудрости, — так же не торопясь, продолжал Алекс. — По утверждению послов награбленное вывезли на его корабле.
— Приказчик Мальтус?! — вскричал Тусет. — Шерсть!
— Вы правы, мудрец, — кивнул юноша. — В тюках оказалась сухая трава, камни и овечий помет.
Жрец с силой ударил посохом о землю.
— Треплос! Сюда иди!
Поэт, с тревогой наблюдавший за их беседой, стрелой подлетел к господину и поклонился.
— Ты знал, кто такой Мальтус?
Юноша побледнел.
— Я способен многое простить, — процедил сквозь зубы жрец. — Но ограбить храм!!!
Треплос рухнул на колени.
— Я не знал! Клянусь всеми богами, я не знал! Он сказал, что им надо срочно уехать из города из-за долгов!
— А про то, что никакой шерсти нет…
— Мальтус говорил, что вывозит свои пожитки! Кое-что из вещей и все! Поверьте мне, господин! Я бы ни за что не связался с грабителями…
Посох Тусета звонко хлопнул по спине юноши.
— Мерзавец!
— Он не виноват, мудрец, — проговорил Алекс. — Если бы он знал про ограбление, то не пришел бы к тебе.
— Почему? — жрец замер, удержавшись от второго удара.
— Нарон даросец уважаемый купец. Его не могут просто так казнить. Даже за такое преступление. На суд могут вызвать тебя, чтобы подтвердить его невиновность. Поэтому находиться в этот момент рядом с тобой для Треплоса смертельно опасно. По одному твоему слову его схватят как пособника грабителей.
Поэт поднял испуганное лицо и с благодарностью взглянул на охранника. Его рассуждения показались жрецу правильными. Но как-то не хотелось признавать это.
— Может быть, он просто дурак? — проворчал Тусет.
— Нет, мудрец, — Алекс улыбнулся. — Глупым было бы пытаться спрятаться в городе, не зная в нем никого. Но Треплос принял правильное решение. Он пришел к тебе и даже согласился стать слугой. А ведь он свободный гражданин Милеты.
Поэт счел нужным напомнить о себе.
— Господин маг, прости! Клянусь всеми богами, я не знал, что Мальтус собирается ограбить храм.
Юноша ткнулся лицом в мостовую.
— Я не могу тебе верить, — покачал головой жрец. — Лживый слуга должен быть наказан. Будь мы в Келлуане, я приказал бы бить тебя палками. А здесь… Иди куда хочешь.
— Нет, господин! — заплакал Треплос. — Не прогоняй меня. Обещаю, я никогда больше не буду тебя обманывать.
— Иди.
— Выслушайте меня, мудрец, — тихо сказал Алекс. — Оставьте его.
— Я послушал тебя и взял в дом лжеца! — сурово поджал губы Тусет. — Теперь, когда все выяснилось, ты опять заступаешься за него. Он тебе так нравится?
Губы охранника дрогнули в подобии улыбки.
— Если Треплос останется в Нидосе, то погибнет.
— Награда достойная лжеца! А ты еще встретишь красивого юношу.
— Вы напрасно обижаете меня, мудрец, — нахмурился охранник. — Он хороший поэт. Если останется жив, сможет сочинить новый гимн Сету или поэму о вашем беспримерном путешествии. Кто знает, вдруг она получится такой, что переживет века?
Жрец заколебался. Алекс наклонился вперед и тихо прошептал:
— А главное, он не сможет тебя предать.
— Почему? — одними губами спросил келл.
— Потому, что иначе ты выдашь его милетским властям. Там еще долго не забудут ограбление храма.
Тусет удивленно посмотрел на Алекса. На миг ему показалось, что перед ним не юноша с первым пушком на верхней губе, а умудренный жизнью старик. Он отстранил охранника и приблизился к поэту, который поднялся с колен и с мрачной решимостью ждал решения своей судьбы.
— О чем ты еще мне соврал? — спросил жрец, снизу вверх глядя на поэта.
Юноша замялся.
— Я тоже бежал из Милеты. Только я никого не грабил!
