Доктор строго хмурит брови, и машет пальцем, словно перед ним стоят не взрослые люди, а провинившиеся в чем-то дети. Наверное, он прав, этот пожилой хирург. Он имеет право приказывать, потому-что он знает цену человеческой жизни, и знает, какой хрупкой и уязвимой может она быть, и какой сильной и жизнестойкой она порой ока-зывается, попав в экстремальные условия. А ещё доктор знает, что эта женщина, в глазах которой застыл немой вопрос, может просидеть очень долго под больничными дверями, и навряд ли, её измученное тело сморит сон, а если и сморит, то это будет не сон, а странное чувство забытья, сродни ожиданию…
И доктор одобрительно улыбается, глядя, как мужчина протягивает свою широкую ладонь заплаканной женщине, а она послушно кладет на неё свою ладонь.
Вот так и заканчивается ещё одна глава этой истории.
ГЛАВА 42.
Они вошли в тёмную прихожую, и Ника, споткнувшись о сапоги "Аляски", брошен-ные тут-же у порога, вспомнила, что она всего лишь несколько часов тому назад при-ехала вечерним поездом из Москвы. Вернее это было вчера вечером, потому-что сейчас уже пять часов утра, а это означает, что скоро наступит утро, взойдет солнце, и новый день забурлит, словно горный поток, смывающий всё на своём пути…
Володя нащупал выключатель, и мягкий свет залил прихожую.
— Давай помогу! — проговорил он, и Ника, подчиняясь, распахнула пальто.
— Да! — произнёс задумчиво Володя, и Ника, устало, взглянув, увидела в его руках оторванный наполовину рукав её модного пальто.
Она не удивилась, не улыбнулась, а лишь безучастно посмотрела на этот кусок мате-рии, и также молча прошла на кухню. Не мешало бы выпить горячего чая после всех этих ночных злоключений. Открыв шкаф, она бесцельно уставилась куда-то мимо ча-шек, но вдруг сильные руки обняли её плечи, и тихий мужской голос произнёс:
— Милая моя Ника!
Она закрыла глаза и почувствовала, как спокойствие разливается по всем клеточкам её усталого тела.
— Если бы ты знала, как подгонял я тот поезд, который мчался вслед за тобой. Если бы я мог, я бы летел по воздуху, лишь бы оказаться рядом с тобой.
Мужчина, прижав женщину к своей груди, покачивал её из стороны в сторону, слов- но убаюкивал её.
— Почему ты решил ехать за мной…следом? — недоверчиво косясь на мужчину, спро-сила Ника…
Володя улыбнулся, и, отодвинувшись от женщины, выключил закипевший чайник. За-
варивая чай, весело произнёс:
— А у меня чутьё разведчика!
И вдруг, виновато взглянув на Нику, серьёзно добавил:
— Я знал, что тебе грозит опасность!
— Знал! — удивлённо переспросила Ника, и, подвигая к себе чашку с чаем, опять взглянула удивленно на Володю:- Что же ты знал обо мне? И почему?
Володя рассказывал не спеша, и когда он поднимал глаза, обволакивая Нику их неж-но- голубым сиянием, то Ника старалась опустить свои глаза вниз, и сделать вид, что она внимательно рассматривает узор на чашке.
Да, всё оказывается, было проще простого. С самого начала Володя знал, что мужчи-на, когда-то давно напавший на Нику в её же доме, был не кто иной, как Игорь. Из-менившийся до неузнаваемости, вследствие какого-то несчастного случая на химичес-ком заводе, где когда-то он работал, Игорь исчез из родных краёв надолго, а, вернувшись, увидел в больнице Нику, и почему-то решил, что ему можно… и нужно вернуть былое…
— Но у того человека было другое имя, фамилия. Он ведь лежал в нашем отделении. Я бы узнала…
— Видно поэтому он сменил своё имя, что-бы его никто не узнал.
— Но почему?
— Он сидел не раз в тюрьме…и кажется, это было всё связано с насилием над жен-щинами. Видно, что его жизнь не удалась, и он мстил им…жестокостью.
Володя закуривал сигарету, старательно чиркая зажигалкой, не глядя на Нику, мучи-тельно покрасневшую, с налитыми на глазах слезами. Она низко опустила голову, и стала помешивать ложечкой остывающий чай. Она вдруг вспомнила Игоря, высокого и красивого, его глаза, холодные и серые, которые смотрели прямо перед собой на те сту-пеньки, по которым им надо было пройти вдвоём. Он не донёс её до конца лестницы. Он ли оступился, она ли не выдержала, но факт остается фактом. Они что-то нарушили в этой логической цепочке. А может быть, и не было той цепочки, связующей их воеди-но? И разве за это надо было кому-то мстить?
— Он отсидел за ту ночь, и решил опять найти тебя! — глухо проговорил Володя.
— Зачем?
— Чтобы отомстить тебе, детям…и мне!
— Но при чем здесь ты?
Ника, недоумевающе уставилась на Володю, но он не отвечая, докуривал сигарету. На-конец окурок аккуратно затушен в пепельнице.
— Я знал, что он освободился, и поэтому я стал тебя искать. Я не тревожил тебя все эти годы, думая, так будет справедливо…и лучше для нас обоих.
Володя сжал ладони в кулак, и прикрыл глаза.
— Если бы я знал…
— Что? О чем ты?
Ника не понимала, или не хотела понять эти мучительные слова, произнесённые тихо, вполголоса, но с каким-то надрывом.
— Он позвонил мне через час, после того как мы виделись с тобой на вокзале.
Тогда он сказал мне, что сделает тебя своей…навсегда, а заодно и детей.
— Навсегда? Это означало…
— Да, ты догадалась! Это означало, что, в конце концов, он уйдёт из жизни вместе с тобой и детьми.
— Но при чем здесь дети и ты? — Ника сжала голову руками.
— Он был просто болен! Иначе как объяснить его стремление к мести. Поэтому я и приехал, и кажется, почти вовремя…
— Да-да, ты опять мне помог! — прошептала Ника, и, поднявшись со стула, коротко и сухо произнесла:- Пора спать! Твоя постель в комнате Геры, напротив кухни.
Она уходила от него в другую комнату. В комнате Данила она проведёт эту ночь, вернее те часы, что остались до рассвета… Она уходила, стараясь не смотреть на того, кто стоял у окна и курил, пуская дым в форточку.
— Правильно! — думала она, лёжа на постели сына.. — Она поступает правильно! И если бы было что-то иначе, то это было бы кощунством по отношению к нему, Игорю.
— Что же тогда произошло после загса? — прокручивает память прошлое.
Сухой, торопливый поцелуй жениха, руки, подхватившие её, и долгий путь вниз, по крутым ступенькам, завершившийся чуть ли не падением невесты. Ах, нет! Она не пра-ва! Кажется, она тогда увидела Володю, вырвалась из рук Игоря, что-бы поспешно ук-рыться в машине. Это было бегство от Володи, а, оказалось, от самой себя, от Игоря, от всей своей жизни.
— Неужели Игорь мстил за свою несложившуюся жизнь? А мне, кому мстить мне за мою жизнь? И считать ли её неудавшейся, несложившейся? А может быть лучше возбла- годарить тех, кто дал мне в этой жизни познать всё сполна? Познать и любовь, и нена-висть, и светлый миг радости и блаженства! Так каких же минут было больше в этой жизни? Радости или горечи? А может, всего было поровну и понемножку в этой жизни! Всего поровну…
