Прошло немного времени, и сражение закончилось.
В потоках лунного света извивающиеся водоросли уходили под воду, утаскивая за собой оставшихся демонов. Ни одному из скал'тумов не удалось избежать гнева саргассового леса. Вскоре озеро очистилось. Исчезли даже тела мертвых Драконов.
Все ошеломленно молчали.
На поверхности озера стали осторожно появляться мер'ай и драконы. В ярком свете луны и звезд Элена видела удивленные лица всадников.
Вокруг корабля не осталось и следа ночной битвы. Спокойные воды озера стали чистыми.
— Все кончено, — со вздохом сказала Элена.
Флинт, прихрамывая, подошел к ней.
— Почему вмешался саргассовый лес?
Сердце Элены подсказало ей ответ. Она оглядела лица своих спутников, уже не сомневаясь, что все они доживут до рассвета. Потом отвернулась и посмотрела на озеро. Из ее усталых глаз хлынули слезы облегчения. Она бы никогда не поверила, что способна произнести эти слова.
— Я прощаю тебя, — прошептала девушка, обращаясь к убийце своих родителей.
И в глубине озера возникло сияние, похожее на рой светлячков в день летнего солнцестояния.
Элена почувствовала, как к ней кто-то подошел. Это была Линора. Она положила руку на плечо девушки.
— Спасибо тебе, — прошептала мер'ай.
Призрачный свет рассеялся, теперь лишь луна и звезды озаряли гладкую поверхность озера.
Книга пятая
ПРЕВРАТНОСТИ ВОЙНЫ
Эр'рил проснулся в темнице — наступил последний день его жизни. Хотя окна не было, он знал, что солнце уже взошло. Эр'рил прожил пять столетий, и в движении светила для него не осталось тайн.
Никто и не подумал снять с него оковы. Эр'рил поднял голову и увидел темные тени крыс, воюющих из-за крошек его последней трапезы. На его обнаженных ногах остались следы их укусов, очевидно, им не терпелось приступить к более сытному блюду.
В соседней камере кто-то кричал и звенел цепями. По ряду камер прокатился безумный вой.
Эр'рил старался не обращать внимания на шум, который болью отдавался в его голове. Неожиданно воин равнин услышал скрип открывающейся двери; железо скребло по железу. Потом раздался звук тяжелых шагов. Эр'рил слушал. Приближались четыре человека. Он понимал, что едва ли они несут ему завтрак.
Эр'рил уселся на своей постели из сена, продолжая вслушиваться и пытаясь понять намерения четверки. Вой в соседней камере смолк. Очевидно, там уже знали, что лучше не привлекать к себе внимания. Теперь до Эр'рила доносилось лишь тихое поскуливание — так жалуется сильно побитая собака.
Но соседу не стоило тревожиться. Стражники остановились возле камеры Эр'рила.
Он осторожно проверил деревянную щепку, спрятанную в складках кожи пониже затылка. На Эр'риле была лишь набедренная повязка, поэтому лучшего тайника он найти не сумел. Сверху щепку прикрывали волосы.
Маленькая дверца распахнулась, и в камеру протиснулись два солдата в черно-золотой форме. Один из них держал в руке горящий факел. Яркий свет слепил глаза. Солдаты брезгливо наморщили носы, глядя на грязного Эр'рила и копошащихся крыс.
— Пахнет, как в отхожем месте, — заметил один.
Другой состроил гримасу. Он был одноглазым — щеку пересекал уродливый шрам.
— Брось в них кандалами. Пусть проваливают, пока мы все не заразились.
Кандалы со звоном полетели в крыс, заставив их забиться подальше в угол. Впрочем, грызуны и не думали покидать камеру. Их красные глазки продолжали наблюдать за солдатами и за крошками, которые еще оставались на сене.
Одноглазый страж подошел к Эр'рилу и пнул его в лодыжку.
— Вставай. Тебя отведут в баню, чтобы ты привел себя в порядок. — Он наклонился и злобно ухмыльнулся в лицо Эр'рила. — У Претора на тебя виды. — Он кивнул в сторону соседней камеры, откуда доносились тихие стоны. — Может быть, хозяин сделает из тебя такую же тварь.
— Кончай его пугать, Нок, лучше помоги мне с кандалами.
Нок что-то проворчал под нос, еще разок пнул Эр'рила и принялся надевать на него ножные кандалы. Они быстро справились с этой нехитрой задачей, а конец цепи обернули вокруг талии узника. Затем стражи ловко отсоединили его единственную руку от стены и прицепили наручник к цепи на поясе.
Когда его вывели из камеры, Эр'рил дрожал от холода. В тех местах, где железо касалось тела, кожа покраснела и начала гноиться. Эр'рил ковылял за первыми двумя стражами, а сзади следовали еще двое — и время от времени кололи его копьями в спину, когда он слишком замедлял шаг.
Вскоре они оказались в более теплом помещении, и Эр'рил почувствовал острый запах щелока. В центре комнаты стояла железная лохань. С него сняли цепи, сорвали набедренную повязку и заставили окунуться в обжигающую воду. Он с трудом сдержал крик, когда она попала на раны.
— Мойся и одевайся, — приказал Нок, бросив Эр'рилу мыло и щетку. — И поторопись. Мы не можем ждать все утро. — Стражи вышли из комнаты в коридор.
В помещении было пусто, если не считать запотевшего зеркала и стула с чистой одеждой. Эр'рил опустился в горячую воду, наслаждаясь ее теплом. Когда боль в голове прошла, Эр'рил взял щетку и занялся своими ранами. Стиснув зубы, он смыл грязь и очистил гноящиеся царапины от сена. Вода в лохани покраснела от крови, раны стали багровыми. Только после этого он принялся за здоровые участки кожи.
Вскоре вода остыла, и Эр'рил позволил своим мыслям обратиться к Элене и остальным его друзьям. До сих пор он старался о них не думать. Подобные размышления вели к отчаянию. Знают ли они, что он жив? Сумела ли Сай-вен заключить союз с дри'ренди? В полночь, когда в небе засияет полная луна, темные маги попытаются уничтожить книгу. И если они добьются своего, все кровавые наездники и ведьмы на свете будут уже неважны.
Он закрыл лицо рукой. Нет, Эр'рил не пытался спрятаться от своей ужасной судьбы, но вдруг понял, что сейчас его совсем не интересует будущее Кровавого Дневника и А'лоа Глен. Всеми оставшимися у него силами он попытается помешать магам привести их план в исполнение, но его сердце занимало лишь одно. Эр'рил представил себе Элену в мерцающем воздухе пустой комнаты. Уцелеет Кровавый Дневник или нет, но Элена должна жить.
— Если вы уже закончили отмокать, ваше высочество, — рявкнул от двери Нок, — вытаскивайте свой тощий зад из воды и вытирайтесь!
Эр'рил оперся о край железной лохани и встал на ледяной каменный пол. Подойдя к зеркалу, он вытерся и неловко натянул чистое белье и тонкие серые штаны, а потом перевязал раны оставленными у лохани чистыми бинтами. Наконец он надел свободную белую рубашку и посмотрел на себя в зеркало.
