— Уговорил, по рукам. — сказал Вольфгер. — Мы не знаем чешского языка, а твой немецкий вполне сносен.
— Здесь почти все говорят по-немецки, ну, разве что, кроме неграмотных крестьян, — пояснил Бржихачек, — а уж студиозус, кроме немецкого языка, должен понимать ещё и латынь.
— Ты знаешь, где находится Жидовский квартал? — спросил Вольфгер, — у нас там дело.
— Конечно, это недалеко, я проведу вас.
— А может, ты знаешь купца по имени Иегуда бен Цви? Это богатый купец, вряд ли в Праге таких много.
— Увы, господин мой, не знаю, — покачал головой тот, — но если он и вправду богат, в Жидовском квартале на его дом укажет любой мальчишка.
— Тогда поехали, нечего терять попусту время — решил Вольфгер. — Карл, одна вьючная лошадь у нас свободна, пусть на неё сядет наш проводник, правда, седла для неё нет. Умеешь ездить без седла? — спросил он у Яна.
— Лучше я пойду пешком и поведу ваших лошадей в поводу, господин, — ответил тот, — в Праге весьма узкие улицы, народу в этот час много, так что лошадей всё равно придётся вести под уздцы. Видите башню над стеной, а в ней ворота? Нам туда, только нужно заплатить пошлину за въезд. У вас есть пражские гроши?
— Нет, у меня только гульдены, — сказал Вольфгер, — нам что, придётся искать менялу?
— Стражники с удовольствием возьмут любые монеты, лишь бы они были полновесными, — усмехнулся Бржихачек.
Он взял под уздцы коней Вольфгера и Карла и повёл их к воротам, покрикивая на крестьян, недостаточно быстро, по его мнению, уступавших дорогу благородным господам.
— А почему башня какая-то ну… недостроенная? — спросил Карл.
— Этому виной гуситские войны, господин мой Карл, — ответил Ян. — Изволите ли видеть, вот уже сто лет в нашей многострадальной земле никак не могут решить, как правильно принимать причастие. Ведь это так важно, чтобы все причащались одинаково: под одним видом, то есть только хлебом, или под обоими — хлебом и вином. Чашники, утраквисты, табориты… Их вражда уже стоила жизни десяткам тысяч людей, а конца-краю этой вражде не видно. Какой смысл что-то строить сегодня, если завтра правящая партия будет изгнана из Праги, а ратушу займут её враги? Вот и не строят ничего нового, а начатое уже давно забросили.
Они проехали под аркой башни и оказались на тесной и кривой улице.
В нос ударил резкий запах конской мочи и гниющих отбросов. Из подворотен смердело так, что перехватывало дыхание. Вольфгер поморщился: «Что же здесь творится летом, в самую жару?» — подумал он.
— Эта улица называется Целетна, — жизнерадостно пояснил Ян, — потому что тут живут пекари, которые выпекают цалны, по-вашему — крендели. Хотите кренделёк?
— Спасибо, в другой раз, — поспешно сказал Вольфгер, непроизвольно сглотнув.
— А вот там — Монетный двор, — не заметив реакции барона, продолжил рассказ Бржихачек.
— А университет твой где? — спросил Вольфгер, разглядывая окружающие дома.
— За Монетным двором, если господа желают, мы можем осмотреть его.
— Нет времени, веди нас в Жидовский квартал.
— Слушаюсь, мой господин, это уже совсем недалеко. Целетна улица выведет нас на Ратушную площадь, оттуда направо, и вот он, Жидовский квартал.
— Кстати, а что означает название вашего города? — поинтересовался Вольфгер.
— По легенде, — начал объяснять Бржихачек, смешно задирая голову, чтобы заглянуть в лицо Вольфгера и увидеть его реакцию на рассказ, — дева Либуше послала своих людей в лес, там они увидели некоего человека, вытесывающего топором порог, по-чешски — «prag», он-то и дал название городу.
— Постой-постой, что-то я ничего не понимаю, — поморщился Вольфгер, — что за человек, зачем он тесал порог, да ещё в лесу, и, кстати, кто такая эта Либуше?
— Ну, это ведь всего лишь легенда, а легенде полагается быть смутной и непонятной, так красивее. Лично я думаю, что на самом деле в легенде речь шла о порогах на Влтаве, по-вашему — Мольдау, из-за них река совсем не подходит для судоходства, а Либуше — это дочь князя Крока. Вообще-то, у него было три дочери — Тэтка, Кази и Либуше, но Либуше была самой мудрой, она-то после смерти отца и стала править страной. Но потом народ взбунтовался и отказался повиноваться женщине, тогда Либуше вышла замуж, избрав себе в мужья простого пахаря Пржемысла. Она родила ему троих сыновей, Незамысла, Радобыля и Людомира. Так возникла династия Пржемысловичей — первых природных королей Чехии.
— Ну и имена… — покачал головой Вольфгер, — язык сломаешь.
— Чужие имена всегда непривычны, — пожал плечами Ян, — а чешский язык вообще труден для неславян. Мадьярский или польский, кстати, ничуть не легче. Но вот мы и пришли, Жидовский квартал вон там, за стеной, ворота, кстати, единственные, других нет. Я, с вашего позволения, не пойду туда, поэтому…
— Постой, постой, — оборвал его Вольфгер, — сначала объясни, кто эти бородатые люди в странной одежде и в жёлтых шляпах с рогами? Я уже троих таких видел!
— То есть как это кто? — удивился Ян, — жиды… Мы же пришли к Жидовскому кварталу, вот они и попадаются нам навстречу.
— А зачем они носят эти шутовские колпаки?
— Разве в Саксонии иудеи выглядят по-другому? — в свою очередь удивился Ян.
— Наверное, по-другому, — задумался Вольфгер, — что-то я не помню у нас таких, я бы заметил…
— Так, может, у вас и жидов нет?
— Жиды-то есть, а вот жидовских кварталов в саксонских городах, по-моему, нет, они живут на одних и тех же улицах с немцами.
— Четвёртый Латеранский собор матери нашей римской католической церкви постановил, что иудеи должны носить одежду, явным образом отличающую их от христиан, — гнусавым голосом, явно кому-то подражая, объявил Бржихачек, — вот они и носят, куда же им деваться? Не будут носить — из Богемии вон, а то и в мешок, и с моста во Влтаву, у нас это быстро делается… Ну, а жёлтый цвет, как известно, есть цвет золота и дьявола.
Прерывая разглагольствования Яна, Вольфгер вложил в его руку пару гульденов.
— Премного благодарен! — поклонился студент, быстро пряча монеты. — Если я вам ещё понадоблюсь, ищите меня в одной из пивниц[99] возле Каролинума. Ян Бржихачек всегда или в больнице, или в пивной.
Вольфгер кивнул, прощаясь со словоохотливым чехом, и они с Карлом, ведя лошадей в поводу, вошли в Жидовский квартал. Ворота никто не охранял, и платы за въезд с них не потребовали.
За воротами Вольфгер остановился и осмотрелся, решая, куда идти дальше.
Знаменитый пражский Жидовский квартал, окружённый ветхой каменной стеной, являл собой беспорядочное скопление домов, среди которых были и богатые каменные особняки, и грязные лачуги, которыми, наверное, побрезговали бы и дворовые собаки. Стоял чад подгоревшей пищи, обильно сдобренной чесноком и незнакомыми пряностями, на пустырях гнили кучи мусора, который никто не убирал. Ни взрослые, ни играющие в уличной грязи дети не обращали на чужаков ни малейшего внимания.
