Для начала он решил получше присмотреться к обитателям замка и начал с мальчишки по имени Ян, которого сир Вран приставил к нему для услужения.
Ян не скрывал своего отвращения к приезжему. Неемия весь первый день равнодушно терпел его проделки: невзначай пролитую воду, черствые пирожки, плохо вычищенное платье.
На второй день поутру Ян с унылым видом приплелся к еврею, чтобы получить распоряжения касательно завтрака и всего остального, и застал того разбирающим большой дорожный сундук.
Неемия приветливо кивнул мальчику:
— Поможешь?
— Была бы охота, — буркнул Ян, но с невольным любопытством заглянул в сундук.
Каких только вещиц там не оказалось! И кувшинчики, и бокальчики, и красивая одежда, и ткани самой тонкой выделки, и тесьма, и перчатки для соколиной охоты, и ножны, и пояса, и всякая драгоценность в деревянных шкатулках!.. Все это Неемия не спеша извлекал из сундука и подавал Яну, а тот раскладывал на столе.
— А это что? — не выдержал Ян, когда у него в руках оказалась маленькая металлическая коробочка с изображением розы на крышке.
— Хорошее средство от воспаления, — объяснил Неемия. — Успокаивает боль, уменьшает отек, снимает жар.
Ян повертел коробочку, понюхал ее и спросил:
— Как это — «от воспаления»?
Неемия, казалось, ничуть не удивился вопросу:
— Если у кого-нибудь заболит колено или локоть или схватит поясницу, стоит только приложить эту мазь — и болезнь пройдет.
Некоторое время Ян размышлял над услышанным и наконец заявил:
— Вам эту штуку нипочем не продать. Разве что саму коробку хорошенько отмыть, чтобы не пахла и к пальцам не липла.
— Дорога не коробка, а то, что в ней находится, — возразил Неемия. — Это ценное лекарство.
Ян моргнул, как будто слово «лекарство» было ему незнакомо, но больше говорить ничего не стал.
Неемия отобрал подарки для сира Врана, остальное сложил обратно в сундук, потом развязал кошелек и вынул пару монет.
— Возьми-ка.
Ян сжал деньги в кулаке и бросил на Неемию вопросительный взгляд.
— У меня порвался дорожный плащ, — сказал Неемия. — Договорись, чтобы его починили.
— Сделаю, — Ян кивнул с явным облегчением. Видно было, что он доволен, как простым поручением, так и возможностью поживиться. — Можно теперь идти?
— Ступай.
Ян закрыл за собой дверь. Неемия обратил внимание на то, что мальчик был левшой.
Неемия подошел к окну. Через двор, широко размахивая свободной рукой, шла женщина с большой корзиной. Остановилась переговорить с двумя солдатами. А вот и Ян — на бегу толкнул одного из солдат, переполошил курицу, заработал оплеуху от женщины, показал ей кулак.
На короткий миг Неемии почудилось, будто картинка перед его глазами дрогнула и исказилась: руки Яна вытянулись, кулак левой сделался непомерно большим; у женщины вдруг вырос горб, и ее скособочило, а лица солдат сделались одинаковыми и плоскими. Неемия моргнул, и тотчас все снова стало как прежде.
Сир Вран принял своего еврея вскоре после полудня.
Подарки, привезенные молодым человеком, оказались богаче обыкновенного, и сир Вран не удержался от замечания:
— Твой дед, должно быть, обманывал меня: ваше семейство гораздо состоятельнее, чем он передо мной изображал!
— В последние годы мои дела пошли лучше, потому что я теперь христианин; поэтому и подарки для вас, мой господин, стали дороже, — поклонился Неемия. — Однако прошу вас отнестись к нам по справедливости. Если когда-нибудь я обеднею, не требуйте от меня столь же щедрых подношений. Клянусь, я буду привозить столько, сколько смогу.
— Будь я проклят, если поверю лукавому еврею! — сказал сир Вран. — Как бы ты себя ни называл, не поверю я, что ты по-настоящему стал христианином.
— Я больше не даю денег в рост, — ответил Неемия, — потому что это противно моей новой религии. И каждое воскресенье меня видят на мессе, и ваш Мессия видит меня с алтаря.
Сир Вран засмеялся:
— Я тобой доволен, Неемия. А ты? Нет ли у тебя жалоб или, быть может, каких-нибудь пожеланий? Вежливы ли с тобой слуги? Хороши ли твои завтраки, сытны ли твои обеды, удовлетворительны ли ужины? Или, быть может, тебе не нравится наше вино?
— Все наилучшее, — сказал Неемия. — Благодарю вашу милость.
Сир Вран отпустил его, и Неемия продолжил свои тайные поиски.
* * *
Минула полночь, когда Неемия остановился перед дверью, возле которой лежал венок. Привядшая трава была небрежно перехвачена нитками, цветки для плетения подобраны кое-как. Судя по всему, венок лежал здесь уже несколько дней. Лежал, и никто его не поднял…
Если эта вещица — скромное подношение любви, то почему она так и осталась на пороге? А если простое украшение — то почему, когда венок завял, его не убрали слуги?
«И почему, — добавил Неемия новый вопрос к списку прежних, — он сплетен так небрежно? Слуга побоялся бы наказания за плохую работу — нет, похоже, тут потрудился сам Вран…»
Предположения вихрем проносились в кудрявой голове Неемии, между тем как его красивое лицо оставалось совершенно спокойным. Наконец он решился и, переступив через венок, осторожно приоткрыл дверь.
Он увидел огромную развороченную постель и маленькую масляную лампу, которая почти не рассеивала мрак.
Навстречу ему хлынули отвратительные запахи. Здесь жил кто-то, кто давно не мылся и никогда не прибирал за собой. В этой комнате он спал и ел. Часть еды успела испортиться, а объедки не убирали, судя по всему, уже несколько дней.
Неемия поневоле ахнул и закрыл ладонями рот. И только когда глаза его попривыкли к сумраку, а в горле перестало першить, он разглядел существо, что находилось в комнате.
Перед ним сидело отвратительное чудище со свалявшимися серыми волосами. Подушки жира обкладывали его со всех сторон. Грубую темную кожу усеивали красноватые бородавки, похожие на насосавшихся клещей.
— Господи! — вырвалось у Неемии.
Существо медленно повернуло голову на толстой шее и посмотрело прямо в глаза молодому еврею.
— Ты!.. — прохрипело оно.
Он отступил на несколько шагов, медленно приближаясь к выходу. Крохотные глазки чудища следили за ним неотрывно, мясистые губы беззвучно шевелились. Однако монстр не делал ни одного движения, чтобы схватить своего неожиданного гостя или хотя бы остановить его. Неемия уже ощущал лопатками спасительную дверь, когда грудь чудовища заходила ходуном, из горла вырвалось клокотание, и оно произнесло:
— Останься, прошу тебя…
Неемия замер. Несколько мгновений сострадание боролось в нем со страхом, а страх — с отвращением; в конце концов, сострадание победило.
