Барон снова взялся за прут, и сурово двинулся к Хельду. Тот подобрался, напрягся, но страх уже не тяготил его. Он ждал с вызывающей ухмылкой. Лой погрозил ему раскаленным железом.
— Тебе, вижу, понравилось нюхать свою же гарь?
Хельд снова издевательски захохотал. Окровавленное лицо искажалось резкими тенями.
— Нет, это тебе, вижу, понравилось растирать по лицу мои сопли.
На миг барон опешил. Губы плотно сжались, ноздри широко раздулись. Он метнул пронзительный взгляд на мужика, затем на остальных пленных. И неожиданно для всех распорядился:
— Убрать его!
Хельда отшвырнули в сторону. Он упал на холодную землю и затих, тяжело дыша. Его место занял другой, тот самый косой со шрамом на щеке. Его так же скрутили, порвали на груди лохмотья, и запрокинули голову. Лой де Гарра приблизился к нему с алым прутом.
— Нет, нет, нет! — рвалось из обнаженной груди. — Не надо!
— Если я что-то делаю, значит мне что-то надо! — философски молвил барон, разглядывая раскаленный конец прута.
— Я все скажу! Я скажу! Не надо! — скулил мужик.
— Скажешь? — с недоверием переспросил барон.
— Скажу, все скажу! Только не губи!
— Говори! — потребовал Лой.
Хватку ослабили. Косой мужик с дрожью залепетал:
— Он… он… это Хельд нас сюда привел. Это Хельд во всем виноват.
Алый прут приблизился, а вместе с ним и грозный лик барона. Он потряс раскаленным железом перед носом пленника и напомнил:
— Ты обещал говорить, а не валить вину на Хельда!
— Да, да, я все скажу. Но это Хельд, это он нас сюда привел!
Прут придвинулся, мужик вскрикнул.
— Милорд, убери прут, — посоветовал Берд, — так он ничего не скажет.
— Без прута он тем более ничего не скажет, — оскалился Лой.
— Скажу, все скажу! — затрясся мужик.
Барон нахмурился, задумался, но все же убрал прут. Однако не куда-нибудь, а назад в жаровню. Его раздражало, что не он первый додумался до такого. Но, как бы то ни было, ему нужна правда.
— Говори? — набросился он на мужика.
— Он нас собрал, — бегло залепетал мужик, кивнув в сторону Хельда. — Он сказал, что сегодня вечером пойдет обоз. Его будет охранять от силы дюжина. Он говорил — если мы набросимся внезапно, то перебьем их и завладеем товарами и лошадьми. Он обещал нам золото.
Барон хмурил густые брови. Берд держал мужика за шиворот и временами встряхивал. Тот жалостно сжимался, будто ожидал удара. Но никто его не бил. Пока. Поэтому он продолжал:
— Ну а дальше вы сами все знаете.
— Меня интересует то, что было «до»! — отрезал барон. — Как узнали про меня?
— Я не знаю… — завыл мужик.
Я стоял поодаль и смотрел на все происходящее, как на спектакль. Неожиданно барон повернулся и ткнул в меня пальцем.
— Знаешь его?
— Нет, — без заминки выдал пленник.
Тогда я решительно шагнул вперед. Лохмотья всколыхнулись за спиной. Я немногим отличался от разбойников. Все следили за мной с нескрываемым любопытством. А кто-то и с надеждой. Оказавшись рядом с бароном, я осмотрел косого мужика, и тихо произнес:
— Почтенный барон, зачем тебе пытать их?
— Я хочу знать правду, путник, — высокомерно бросил Лой.
— Тогда ты зря теряешь время, — пояснил я.
— Это почему же? — насторожился он.
— Всей правды ты никогда не узнаешь, — огорчил его я. — Да и смысла в том нет.
— Для тебя, может, и нет, а я должен знать. Вдруг нападение повторится?
— Да, но, помнится, ты сам говорил, как тебе нравятся достойные противники. Ты же сам утверждал, что неплохо стало бы обучить этих недотеп, выдать им оружие и сражаться уже как с равными. Так жизнь чувствуешь острее. Ведь говорил?
— Все верно, — голос его несколько поутих. Он потрясал прутом, указывая на лесное воинство. — Но я все же должен следить за порядком.
— Тогда на тебя никто не будет нападать, — предупредил я. — Ты будешь все знать наперед, а значит, сможешь подготовиться. Как сегодня. Словом, ты сам не ведаешь, чего хочешь.
— Я хочу правду, — жестко повторил барон. — Мне важно, откуда они прознали? А воевать мы на войне будем. Мы, кстати, туда и направляемся. А такие, как эти, — он резко ткнул прутом в сторону Хельда, — нам всячески препятствуют. Поэтому мне и нужна правда.
— Тогда достаточно просто подумать, — я сделал изящный жест рукой.
— Вот ты и подумай, раз такой умный! — Лой озлобленно сплюнул.
— Тут и думать не надо. Я не ослышался, когда речь шла о его дочери, — с этими словами я кивком указал на Хельда.
— Не ослышался, — насупился барон. Похоже, теперь и он начал соображать.
— Ну и чего непонятного? — пожал я плечами. — Во всех загадочных, да и не загадочных явлениях ищи тех, кому они выгодны. Ну или важны по иным соображениям. Ищи истоки. А еще это тебе пример воздаяния за свершенные дела. Ты призывал ответить этих людей за злодейство, в то время как первопричина кроется в тебе. Ты силой овладел его дочерью, он обозлился и решил отомстить. Собрал людей, устроил засаду. И вот, что из этого вышло.
Барон распалялся все больше и больше. Он вращал глазами, сопел, мучительно кривился, яростно скрипел зубами. Словом, проявлял все признаки человека, узнавшего правду. А ведь он сам просил ее не так давно. Да, неприятная правда горька, в особенности, когда она о тебе. Но в том ее ценность, а точнее — сила. Если мы сможем принимать неприятное, то обретем силу — силу правды. И, как следствие, можем изменять ее. Ведь ошибку можно исправить, лишь осознав ее. А вот ложь сладка и приятна, ее принять легче и проще. Многие, зачастую, принимают лишь ее, открещиваясь от правды, как от чумы. Но ложь пуста. Однако, как ни покажется странным, ее ценность и сила не меньше. Нужно лишь понимать, что это ложь, и не путать с правдой. Ложь ценна тем, что показывает нам наши глубинные мечты, наши сокровенные желания, которые при нужных усилиях обретают форму реального. Поэтому глуп тот, кто полностью отвергает ложь и воюет за правду (как правило, за чужую). Он не мудрее того, кто занимается пустым самообманом. Пройдет время, и его правду обвинят во лжи, или в несовершенстве. Однако мудр тот, кто тешится иллюзией, но при этом с легкостью умеет воплощать ее в жизнь. Даже самую бредовую и невероятную. Такая, кстати, ценна еще больше, ведь воплотить ее гораздо труднее. Такая как раз выявляет тех, кто не боится усилий. Неимоверных усилий.
— Дочь, значит?! — воинственно засопел барон. Его голос вернул меня к действительности — И чего я сразу не догадался? Дочь… Ну конечно же!
— Ее наказывать не имеет смысла, — сразу предупредил я. — Она-то явно тут не при чем…
