— А что, у меня выбор есть? — недовольно проворчала лафия.
— Никакого, — согласилась я. — И чтоб больше я тебя здесь не видела — в следующий раз и предупреждать не стану!
А на всякий случай еще и контур на двести гиаров вокруг поставлю. Жаль, что нельзя и в самом деле шандарахнуть нахалку заклинанием — по Тарскому кодексу магов, а я ж сейчас вроде как Тарская волшебница, нежить данной категории подлежит уничтожению лишь по многочисленным просьбам и жалобам пострадавших. На этих цыпочек, как правило, не жаловались.
Покидала она поляну неспешно и эффектно: медленно развернулась, взмахнув длинными иссиня-черными волосами, и с томной кошачьей грацией, выгнув спину и виляя бедрами, заскользила к деревьям. А потом вдруг обернулась и послала эльфу пламенный взгляд и воздушный поцелуй.
И вот этого-то я уже не выдержала. Предварительно рассеяв "звезду", призвала силу Воздуха и неслабо ткнула зарвавшуюся бестию под соблазнительно покачивающийся зад. Лафия противно завизжала и, утратив всякое изящество, влетела головой в близрастущие кусты.
— И что это было? — поинтересовался Иоллар, когда возмущенные вопли наконец-то стихли, и мы остались одни.
— Майла, крадущая сон, — пробурчала я. — Это по-простому. По-научному — лафия. Местный вид нежити, в других Мирах я о таких не слышала. Что-то среднее между лесной русалкой и суккубом.
— Суккубы, это те, которые…
— Точно! Извини, что испортила такой приятный досуг, но не хотелось отменять тренировку.
Ил смерил меня оскорбленным взглядом.
— И ничего я здесь не собирался!
— Ну, здесь, может и не собирался, в лесок бы подальше зашли!
Если б я не появилось, так оно и было бы! Дурак остроухий! Слюни распустил, хоть бы подумал, что это за красотка в таком виде по лесу разгуливает! Бабник! Мне что теперь, чтоб он меня заметил, тоже в нижнем бельишке перед ним пройтись, в надежде, а вдруг оценит?
— Да нужна она мне очень! — продолжал он отстаивать свою уязвленную гордость.
— Расскажи кому еще! — завелась я. — Не нужна! А с чего ты чуть ли не носом ей в грудь уперся? Издали не рассмотрел?
— Да где ты у нее грудь видела? Там и смотреть не на что!
Ну это уж слишком! Смотреть ему там не на что! Не то что за лафию обиделась, за себя — у майлы-то фигура практически как у меня, а грудь даже чуть побольше. А ему, выходит — не на что? Ему, значит, такие нравятся, как та девка с рынка?
— Ой, простите, принц! — меня от злости едва ли не разорвало. — Я и забыла, что ваш любимый размер — два арбуза — как у этой вашей Мелисы!
В гневе даже имя той потаскухи вспомнила.
Оказывается не совсем правильно.
— Миласа, — с ухмылкой уточнил эльф. — Ее зовут Миласа. И роскошная грудь не единственное ее достоинство.
Достоинство? Он мне здесь достоинства портовых девок расписывать будет? Хам! Сволочь! Еще и улыбается так бесстыже, так самодовольно, что сил нет это больше терпеть.
— Милли ко всему прочему…
Милли? Это он ее так зовет? Ласково и нежно?
Все!
Даже не дослушав, что там ко всему прочему умеет пышногрудая Милли, подлетела к нему и сделала то, о чем мечтала, едва он появился в нашем доме: замахнулась со всей своей силой, намереваясь залепить по наглой смазливой физиономии…
* * *
Иоллар недоумевал. Ну лафия, так лафия, он-то тут при чем? Звал он ее что ли? И с чего Галла вдруг решила, что он собирался тащить эту нежить в кусты, когда он только ее и ждал, и лишь о ней одной все это время думал? Сдались ему эти русальчатые суккубы! Да еще и Милли за какими-то демонами приплела.
И тут его осенило: да она же ревнует! Его ревнует! Сразу даже не поверилось, но с другой стороны, с чего еще так неистово сверкать глазищами и сжимать кулачки. А если ревнует, значит…
— Ее зовут Миласа, — поправил он, наслаждаясь залившим ее щечки гневным румянцем. — И роскошная грудь не единственное ее достоинство.
О боги! До чего же дивное ощущение! Ни одна женщина не смотрела на него так как она сейчас. Столько злости, столько ярости, столько… Страсти?
— Милли ко всему прочему…
Он хотел, чтобы эти глаза вспыхнули еще ярче.
Но, кажется, переборщил.
Галла резко шагнула вперед, и ему пригодилась вся его ловкость и сила, чтоб перехватить в запястье занесенную для удара руку. А потом он просто притянул ее, все еще злящуюся, отчаянно пытающуюся вырваться, к себе и сделал то, о чем мечтал еще с той самой ночи — наклонился и поцеловал прямо в сердито сжатые губы…
* * *
Сквозь густую зеленую листву пробивались яркие лучи не по-весеннему жаркого солнца. Чуть слышно журчал ручеек, перекатывая по гладким камешкам серебристые струи чистой прохладной воды. Из-под старой ели выбралась семейка ежей, и теперь пять колючих комочков деловито шуршали в высокой траве, откуда поспешно, без лишнего кваканья ускакали три изумрудно-зеленые лягушки. В ветвях деревьев перекликались птицы и время от времени их звонкие голоса перекрывала дробь устроившегося на морщинистом стволе векового дуба дятла.
И никому из них, ни солнцу, ни ручью, ни птицам, ни ежам, ни лягушкам, так же как привязанному поодаль керу, лениво пережевывающему сочную молодую поросль, абсолютно не было дела до маленькой полянки, окруженной колючим кустарником.
И только устроившаяся на пне лафия, выбиравшая бормоча проклятия листья и ветки из длинных, спутавшихся волос, подняла на миг голову, то ли прислушиваясь, то ли принюхиваясь, а может и всей сущностью своей ощущая в ароматном лесном воздухе нечто хорошо ей знакомое, и обижено поджала пухлые губки.
— Другим, значит, нельзя, — проворчала она. — А сама-то? Чародейка!
* * *
— А не боишься Ила наедине с сестренкой оставлять? Гляди, как бы дядей тебя раньше срока не сделали!
— Не боюсь.
Брайт говорил полушутя, полусерьезно, но Лайса, счастливого, что подопечные в последнее время хотя бы перестали ругаться ежедневно, его намеки не беспокоили. Ила он сразу предупредил, не станет друг на неприятности нарываться, когда в Марони каждая вторая девица к его услугам. А Галчонок сейчас вся в учебе, не до интрижек ей — даже Сэл заезжать перестал. Хотя…
— Да ладно тебе, — рассмеялся Брайт. — А то задумался уже. Того и гляди, назад повернешь! Если так беспокоишься, то давай квартирку ему в городе подыщем, когда вернемся?
— Не нужна ему квартира, — насупился кард, вспомнив о планах товарища. — Он все равно на Саатар собирается.
Странно, но после шуток полусотенного решение эльфа уже не вызывало былых сожалений. Даже облегчение какое-то.
— Уедет, а ты, значит, в Марони останешься, с девчонкой? Вот и хорошо. А скучать тебе не придется, и не сомневайся!
