В следующий момент мир знакомо задернуло черной шторой, желудок совершил сальто-мортале, а я поняла, что в иных областях Высокого Искусства мне до Рихтера еще далеко. Он телепорты строит на порядок качественнее.
А еще через несколько секунд мы вывалились на наш внутренний двор — вокруг смыкались стены Академии, а прямо перед носом стоял, укоризненно глядючи на непутевых адепток, гном-завхоз.
— Метлу-то хоть отдайте, — исторгнув тяжелый вздох, непривычно кротко попросил он. — Новую.
Полин толкнула меня в бок острым локотком — и я поняла, что сжимаю в руках толстое ореховое метловище.
— У тебя вообще глаза где? — неожиданно спросила Полин, когда мы уже сидели в родной комнате. Последние полчаса алхимичка была подозрительно тиха, и я уже начинала волноваться за ее психическое здоровье. Но вопрос был задан таким потрясающе ехидным тоном, что я немедленно расслабилась и перестала паниковать.
— Где надо! — Какой вопрос, такой и ответ. — Может, тебе атлас анатомический дать?
— Какая, к мрысам собачьим, тумбочка? — трагически вопросила меня Полин. — Какой, к мгымбрам, якорь?! Где ты мою тумбочку на внутреннем дворе видела, а?
Я задумалась. Голова, как назло, уже не соображала — наверное, завязавшись в узелок, развязаться мозги уже не смогли. У меня так всегда бывает — подобно похмелью, неотвратимо настигающему наутро всех вампиров, у меня за опасностью неминуемо следует отходняк. Кое-как я все-таки поняла, что имеет в виду Полин, и выдала:
— Тумбочку в окно было видно.
Похоже, что и у соседки мыслительные способности работали через раз: она удовлетворенно кивнула, даже и не подумав поинтересоваться, как устроены мои пресловутые глаза. Честное слово, видение тумбочки в нашем окне могло явиться только тому, у кого к глазам прилагаются стебельки. Второй этаж как-никак…
Полин замолчала, а я задумалась. Задумалась быстренько, чтобы успеть понять мысль, до того как голова заново откажется работать. Простой вопрос в максимально доступной форме: почему этот взгляд показался мне таким опасным? Опасным и еще, наверное, знакомым…
Нет. Идей не имелось, вообще никаких. Я посидела еще немножко, глядя в синеватые сумерки. Потом потянулась за «Справочником». Может, хоть там что-нибудь найдется?
Нет. Не нашлось. «Справочник» услужливо подсовывал мне демона за демоном, фэйри за фэйри — я честно смотрела на цветные рисунки и понимала, что к взгляду это отношения не имеет. Даже жалко немножко становилось — уж больно красочные были демоны, ну а подробности их уничтожения «Справочник» и вовсе расписывал с большим смаком.
Наконец я не выдержала и вернула «Справочник» на место. Вытянулась на кровати, подложив руки под голову, и задумалась уже более основательно. Ну в конце-то концов, должна же я понять, что вообще случилось? Может, показалось, а? Почему бы и нет? Меньше надо боевую магию учить, а то скоро атакующие виверны мерещиться станут…
Нет. Это был не глюк. Это был самый что ни на есть настоящий взгляд, и, клянусь некромантическим дипломом, что, задержись мы тогда на улице, остались бы от нас две симметричные кучки пепла. Причем рядом с правой имелась бы лужица расплавленного металла, ибо все мои амулеты обладателю взгляда были на один зуб.
Но кто он и откуда я его знаю?!
Мр-рыс эт веллер келленгарм! Похожие чувства я испытывала только в давешнем сне, двадцать девятого снежня — когда пыталась и никак не могла понять, кого же мне так напоминает тамошний адепт. Ну ладно, тогда-то я в итоге все поняла как нужно, а сейчас, похоже, такого уже не предви…
Я рывком села на постели.
Все просто. Все элементарно просто — как же я раньше до этого не додумалась?!
Взгляд уже был. И я его отлично запомнила. Просто был он… ну не совсем в реальности, скажем так.
Потому что была уже Тьма. Тьма, без остатка заполнившая хрупкую сферу; и была странная слабость, мерзкое ощущение, будто тебя выпивают через соломинку, по капле вытягивая твою жизнь и твою суть.
Было. Все-таки было…
Но откуда оно взялось здесь?!
«Интересный у меня день рождения намечается», — мрачно подумала я, укладываясь обратно в постель.
в которой цветень заканчивается, уступая место травню; а кто родился в Беллетэйн, тому счастье будетНаутро мрачные мысли не то чтобы выветрились — просто отодвинулись в самый дальний угол черепной коробки.
Никогда не считала себя особенно отважной. Я умею бояться, и иногда даже слишком хорошо. Но бояться я умею только деятельно, преодолевая страх любым доступным способом. А бояться вот так, когда сам не знаешь, чего, собственно, боишься… нет, так не годится. Значит, бояться и не буду.
К тому же праздник сегодня или где?!
Праздник. И даже не один, а целых два — мой день рождения, о котором знают всего два человека (тем интереснее!), и Беллетэйн, который, между прочим, третий год как обещают причислить к государственным торжествам.
Но обещать — еще не значит жениться, так что занятия у нас сегодня были, даром что и сокращенные. В этом были минусы, ибо все прочее Лыкоморье, не запертое в стенах Академии, гуляло и веселилось, а осчастливленные магическим образованием адепты мрачно смотрели на игрища и гульбища через хрустальные шары. Нет, кое-кто, конечно, смылся в город, но таковых было немного хотя бы потому, что магический фон был сегодня совершенно особенный и терять такой изумительный для чародейства день было попросту глупо. Так что особенный магический фон — это, бесспорно, плюс; ну и как не отнести к плюсам перспективу показаться одногруппникам в новых зеленых штанах?! Нет, я, конечно, не Полин, ну и что с того?
Полин, к слову, тоже не особенно грузилась насчет вчерашнего. Вид у нее был довольно веселый; алхимичка вдевала в уши золотые сережки (с бриллиантиками, сапфирчиками и ма-ахонькими изум-рудиками), напевая себе под нос дуэт двух эльфийских принцев — тех самых близнецов, в честь которых были названы Куругорм и Келефин. Прислушавшись, я разобрала, что принцам вот-вот станут бить их благородные эльфийские физиономии.
Подумав, я решила, что Полин даже и в голову не придет сообщить о случившемся… ну, скажем, магистрам. Причем спроси я ее почему — ответом мне станет чеканная формулировка: «Что я, дура, что ли?» Так что не будем портить девице праздник — ей праздник, а себе, стало быть, нервы.
Все, Яльга! Мы расслабились и перестали думать о нехорошем. Расслабились, я сказала! Да, и браслет мы больше не теребим…
Полин домурлыкала дуэт до середины — вплоть до того момента, как старший принц начал клясть врагов налево и направо. Дело было не в том, что алхимичка забыла слова — память у нее была железная, и что в нее попало, тому обратно дороги не имелось. Просто текст проклятия был такой сильный, что произносить его магу с хоть сколько-нибудь приличным резервом очень не рекомендовалось. Говорили, что в прошлом году на премьере оперы со здания театра едва не снесло крышу — а все потому, что какой-то чародей-меломан, не подумав, начал подпевать.
