Так Ян превратился в «брата Яна», во всяком случае, наружно. Забияки на улице его больше не трогали — по-видимому, перестали узнавать, и Ян лишний раз убедился в правоте Эсперанса, который называл людей «слепцами, которые не умеют смотреть человеку в лицо».
В простоте Ян боялся, что сир Ив непременно справится о поручении — был ли слуга у прачки, забрал ли одежду — и все такое. И придется со всей откровенностью сообщить ему о драке и ее последствиях. А рассказывать о таком Яну ох как не хотелось. Потому что чистую одежду для Ива, истоптанную и изорванную в пылу драки, Ян с Эсперансом попросту бросили на мостовой.
Однако сир Ив осведомиться обо всем этом даже не соблаговолил. Он и всегда-то мало интересовался внешними делами, а в те дни — особенно. Что до одежды, то он без единого слова надел ту, что подобрал для него Эсперанс, сумевший умаслить герцогского кастеляна.
Новоявленный «брат Ян», получив возможность невозбранно бродить по герцогскому отелю, теперь только и делал, что наслаждался. Здесь было так много красивых вещей! Столько он за всю жизнь свою не видывал. Диву даешься, на что способны, оказывается, человеческие руки. Какая тонкая резьба, сколько выдумки в каждом завитке, — а сундуки, украшенные разрисованной резьбой, — а костяные шашки с фигурками, изображающими персонажей из «Жизни Александра Великого», — а вазы из всевозможного материала, — а фаянсовые блюда, из которых никогда не едят, настолько они ценные, — а разноцветные стеклянные бокалы?.. У Яна глаза разбегались. Встанет перед каким-нибудь изысканным предметом, уткнется взглядом — и по часу ни с места: пытается проникнуть в мысли художника, который изготовил эдакую диковину.
И вот как-то раз, созерцая металлический кувшин с тончайшей чернью, Ян краем глаза уловил присутствие в комнате еще одного человека. Не все синяки и ссадины на лице и теле Яна зажили, поэтому он сторонился людей. Но тут нечто в облике того человека показалось ему знакомым.
Ян повернулся в его сторону и, позабыв о всякой осторожности, закричал во весь голос:
— Ах, мой добрый еврейский господин, ну до чего же я рад, что вы целы, и невредимы, и хорошо одеты, и сыты, и обласканы!
А Неемия ничем не показал своего удивления, только чуть побледнел и глаза у него расширились.
Тут Ян сообразил, как выглядит и во что одет, и заговорил поспокойнее:
— Вижу я, вы меня не признали, мой господин, а ведь мы с вами вышли целыми и невредимыми из одного скверного дела, связанного со старым винным погребом!
— Ян, — выговорил Неемия и крепко сжал губы, как будто испугался, как бы с них не сорвалось еще какое-нибудь слово, которое окажется лишним.
— Ну да, это я, Ян! А все-таки вы помните меня… Хорошо; а то говорят, будто люди вашего племени неблагодарны.
— Нет, это не так, — сказал Неемия, совершенно успокоившись. — Я очень тебе благодарен. Более того, с тех пор, как дела мои поправились, я накупил для тебя кое-каких безделиц, вроде тех, что нравились тебе во времена нашего знакомства. Все искал способ передать их тебе так, чтобы не выдать ни тебя, ни себя. Да только вижу, что теперь они тебе не нужны.
— Как это — не нужны? — возмутился Ян. — Очень даже нужны… А что это за вещицы? Их можно посмотреть?
— Несколько пряжек, очень хорошенький эмалевый ларец и ножны из тисненой кожи с позолотой, — перечислил Неемия. — Но для чего тебе все эти безделушки?
— То есть — как «для чего»? Владеть ими, рассматривать их и любоваться, и носить на себе, и коситься на них, хорошо ли они блестят на солнце и замечают ли их красоту другие люди… Вот для чего!
— Разве ты теперь не монах?
Ян машинально провел ладонью по своему одеянию и затряс головой.
— Вовсе нет, и даже не послушник. Просто так удобнее, а то я все время дерусь — видите, что у меня с лицом? Хорошо, что мой господин — человек задумчивый, он этого, кажется, даже не замечает…
— Твой господин здесь? — Лицо Неемии сразу стало замкнутым.
— Не прежний господин, не сир Вран. Теперь мой хозяин — сир Ив де Керморван, его племянник, — Ян торопился с объяснениями и путался, но сиял он так непритворно, что Неемия поневоле начал улыбаться. — Хорошо, что мы встретились! До чего же я рад! — И спохватился: — Это не из-за подарков, а просто… Хотя из-за подарков тоже, — признал он совсем тихо.
Неемия сказал:
— Подожди здесь. Я их тебе сейчас принесу. Они у меня в отдельной шкатулке, нарочно для тебя хранятся.
И Неемия, бесшумно ступая, вышел из комнаты.
И Ян остался один. От волнения он не мог стоять на месте. Ну надо же! Кто-то думал о нем, собирал для него подарки! Такого с Яном не случалось никогда в жизни. Услышав за спиной шаги, Ян стремительно обернулся — и улыбка медленно растаяла на его лице. Перед ним стоял не Неемия, а Эсперанс.
— Ну, — сказал Эсперанс, созерцая померкшее сияние в глазах парня. — Кого ты ожидал увидеть вместо меня?
— Одного друга, — выпалил Ян и покраснел. Он сжал пальцы в кулак и ударил себя по голове. — Ну что я за проклятый дурак! Вечно брякну не ту правду, что требуется.
— Поясни, — велел Эсперанс.
— Ох, брат Эсперанс… — протянул Ян, и глаза у него стали лживыми. — Может быть, об этом не стоит… Я вам лучше что-нибудь другое про себя расскажу… И тоже правду…
Эсперанс взял его за плечи и сильно стиснул пальцы. Ян поморщился.
— Ну и хватка у вас, — проворчал он, даже не пытаясь освободиться.
— Я ведь рассказывал тебе, как служил в инквизиции? — осведомился Эсперанс. — Был, между прочим, секретарем… Но это потом, когда меня повысили за усердие. А начинал с подручного палача.
— Все вы врете, брат Эсперанс, никаким вы не были… ой! — сказал Ян. — Ай! Ладно, признаюсь во всем.
— Давно бы так, — проворчал Эсперанс, убирая руки. — Так кто он, этот твой друг?
Ян потер плечо — Эсперанс как-то на удивление больно надавливал на синяк, оставшийся от последней драки.
И тут вошел Неемия со шкатулкой в руках. Увидев второго монаха, замер, настороженно посмотрел на Яна. Паренек махнул ему рукой:
— Это брат Эсперанс, самый давний друг сира Ива…
Неемия заговорил негромко и вежливо:
— Здесь кое-какие вещи, о которых меня просил в свое время этот молодой человек. Надеюсь, мой господин, вы позволите ему принять подарки.
— Позволю, — сказал Эсперанс.
Ян сразу схватил шкатулку, открыл ее и испустил радостный вопль.
Неемия и Эсперанс улыбнулись совершенно одинаково, и это мгновенно сблизило их.
Эсперанс сказал еврею:
— Расскажите-ка мне, как вы ухитрились свести дружбу с Яном. Почему-то меня не отпускает чувство, будто эта история имеет самое прямое отношение к тому, что произойдет здесь в самом ближайшем будущем.
