Часа три спустя Ласана и Вирета вернулись в комнаты графини. На этот раз там было прибрано, а дверь и окно – починены. Хозяйка замка с опаской села на кровать.
– Там нет никого, госпожа, – сказала Вирета, наклоняясь.
– Все-таки интересно, кто это был, – ответила графиня.
– Какой-нибудь шалопай, ваше сиятельство. Из молодых дворян, думаю.
– А не человек моего дяди?
– Вряд ли. Ваш дядя не решился бы ни на что, пока замок полон гостей.
Ласана вздохнула:
– Как знать. Но ты мне дала правильный совет, чтобы не поднимать тревогу. Представляешь, какие пошли бы слухи? Я, обнаженная, наедине с мужчиной!
– Да, госпожа, это было бы ужасно.
– А ты смотрела на ноги гостей? Были на ком-нибудь серые и не очень чистые башмаки?
– Смотрела, ваше сиятельство. Ничего не нашла.
– Я тоже, – графиня задумчиво теребила золотую кисточку на балдахине.
Воцарилось молчание. Постороннему человеку могло бы показаться, что и Ласана и Вирета прислушиваются. И он был бы полностью прав.
– Они скоро придут, – доверенная дама первая нарушила тишину. – Поступим как обычно? Я буду выглядывать и все рассказывать?
– А они знают, что я сменила комнаты? – поинтересовалась Ласана.
– Думаю, что да. Уверена, что им уже известно все. Особенно Женару. Этот вообще ужасный проныра.
– Да уж, Вирета. Как я удивилась, когда выяснилось, что он привез с собой кастрата. Серенада прошлой ночью была безупречной.
– Конечно, госпожа! Мне безумно понравилась! Но певец ан-Суа тоже неплох. Добротный тенор.
– Жаль, что сыновья баронов стеснены в средствах, – задумчиво произнесла Ласана.
Вирета рассмеялась:
– Ваше сиятельство имеет в виду Ролта? Он очень мил. Такой непосредственный. Действительно жаль, что у него нет денег на хорошего певца. Разве что он сам поет.
– Сам? – графиня улыбнулась такому нелепому предположению. – Ты слышала какой у Ролта зычный голос? Как огромная труба. Бедный, он должно быть совсем не умеет петь.
Пламя камина ровно гудело, освещая желтыми бликами серые стены убогой каморки. Дымом не пахло благодаря неплохой тяге, но зато по комнате разносился запах горящих дров. Создавалось впечатление тепла и уюта.
Антипов сидел на топчане и думал о том, как хорошо было на даче у брата отца, который был писателем. Не Кушаря, а настоящего отца Виктора. Там тоже стоял камин, но не такой примитивный, а с чугунной топкой, длинным дымоходом и ажурными прутьями решетки. Антипову нравилось протягивать руки к огню и сидеть так, наслаждаясь ощущением жара в пальцах. В этот момент на него нисходило ощущение покоя, умиротворенности и отсутствия всяких желаний. Хотелось вечно смотреть на огонь и ничего, совершенно ничего не делать. Возникала даже странная и мистическая мысль, что если просидеть так достаточно долго, то можно по-настоящему отдохнуть, очиститься от тревог и уже по-новому воспринимать этот мир. А потом приходил дядя-литератор, садился рядом и со знанием дела говорил: 'Нравится смотреть на огонь, племяш? Мне вот тоже. Я давно заметил, что на четыре вещи человек может смотреть бесконечно долго: на горящее пламя, бегущие по небу облака, текущий ручей и хвалебные статьи в прессе'.
Виктор попробовал протянуть ладони к огню сейчас, чтобы вернуться к тому чувству уюта, которое он испытывал, сидя у дяди на даче, но ничего не получилось. Его беспокоили два назойливых вопроса: сумеет ли Рикста раздобыть варсету, за которой его послали, и что имел в виду Кеаль, когда заявил, что после того, как Антипов увидит графиню, любые действия автоматически получат свое оправдание.
Огонь внезапно полыхнул и едва не обжег воину пальцы. Виктор успел отдернуть руки и тотчас же с подозрением посмотрел по сторонам – березовые дрова обеспечивают удивительно ровное горение без неожиданных вспышек и прочих сюрпризов. Поэтому по части неожиданностей поленья стояли в числе подозреваемых на последнем месте. А вот на первом находилось… да-да, то самое золотистое сияние, которое начало появляться в углу.
'Как хорошо, что я не живу вечно, господин Соломон, – печально подумал Антипов. – Протяну несколько десятилетий и все. Какое счастье! Тысячелетия дурацких шуток я бы просто не выдержал'.
– Приветствую, Кеаль! – Виктор попытался произнести это самым радостным тоном, на который был способен в данную минуту. – А я вот сижу тут и размышляю о том, как замечательно быть бессмертным. Каждый день приходить к кому-нибудь, чтобы делиться мудростью или опытом или просто шутить… шутить… шутить… каждый раз гм… по-новому.
– По-новому невозможно, – серьезно ответил бог обмана. – Первое столетие еще куда ни шло, а потом приходится повторяться. К счастью, старые объекты шуток быстро умирают, а новым-то и невдомек, что все шутки прежние. Так и перебиваюсь.
– Но другие-то боги живут долго, – возразил Антипов. – Как быть с ними?
– С ними вообще просто. Боги шуток не понимают. Ни новых, ни старых. Никаких.
Виктор вздохнул. У него тоже закрадывалась такая мысль, когда он общался с Аресом. Тот реагировал весьма неадекватно на любой юмор, ставящий под сомнение личную мощь бога войны. Да и не только мощь, если принять во внимание историю со статуей. Даже Рикста, ученик хорошего скульптора, сумел изваять изображение Ареса лишь с третьей попытки. Первые две были забракованы оригиналом как 'не внушающие трепета врагам'. Зато третья, с прищуренными глазами и задумчивым выражением лица, удостоилась сразу же полного одобрения. На резонный вопрос Виктора о причине такого выбора, Арес ответил: 'Задумчивый воин пугает так же сильно, как и шут с острым копьем. Никто не знает, к чему они готовятся'.
– Кеаль, я посмотрел на графиню, – Антипов счел за лучшее перевести разговор на более важную тему. – Теперь ты объяснишь, почему то, что ты предлагал, находится в моих интересах?
– А что, разве неясно? – казалось, что бог обмана удивился ни на шутку.
– Нет, – честно ответил Виктор. – Ничего неясно.
Кеаль помедлил несколько секунд, а потом, видимо, решил начать издалека.
– Ну и как она тебе? – поинтересовался он.
– Кто? Графиня? – переспросил Антипов. – Красивая дама. И мои речи ей понравились. Верный признак женского ума!
Виктор считал, что большинству мужчин все равно, понимает его собеседница или нет. Главное – чтобы ей нравилось, что он говорит. В этом случае она сразу же выглядит очень умной в его глазах. Причем, чем больше она восхищается фразами мужчины, тем она умнее. Тут все просто.
– Так ты ее хорошо рассмотрел, значит, – эти слова Кеаля тут же навели Антипова на очередные подозрения.
