Она не могла без него. Ей было плохо. Душа рвалась к этому жесткому, неистовому Зверю, которому неведома жалость, который не умеет любить и чувствовать. И который… так заботился о ней.
«А с ним? Будет?»
«Если выдержишь, то возможно. Только возможно!»
— И сейчас… он… тоже лишь использует меня? — едва слышно, спросила девушка.
Интриган промолчал. Что сказать ей? Правду? Ложь? Впервые душу разъедали сомнения.
— Я не знаю наверняка, — ответил, наконец. — Он заботится о тебе. Амон в жизни ни о ком не заботился! Но, что творится у него в голове… можно лишь догадываться.
— И какие предположения?
— Ты ему нужна. В качестве кого — сказать может только сам квардинг. Выбор за тобой.
Да, у неё есть выбор. Можно отказаться от всего, что было. Постараться забыть, выдать случившееся за галлюцинации, навязчивый бед. Вдруг, Хозяин действительно поверит другу и оставит невольницу в покое? А если нет? Сколько ей и дальше мучиться от кошмаров? Или… их отсутствия.
Как это ужасно — не иметь возможности посмотреть в голубые глаза и спросить, что было правдой, а что ложью. Всю жизнь прожить в страхе и ожидании — придет или нет? Кэсс повертела ободок браслета и подняла глаза на Наставника:
— Это все, что я должна знать, или есть что-то еще? Потому что, если это все — я готова возвращаться.
Он на какое-то время застыл, а потом мягко поднялся на ступеньку ограждения и протянул руку девушке. Та сжала горячую сильную ладонь и встала рядом.
— Ты готова раз и навсегда умереть для этого мира? Если есть хоть капля сомнения…
— Её нет.
Загонщик рванул жертву к себе и приподнял. Под ногами были десятки метров пустоты, кишащий транспортом проспект, спешащие в разных направлениях пешеходы, ветер и провода. Но сердце билось спокойно.
— Веришь?
— Да.
— Тогда до встречи…
Она рухнула вниз, так и не отведя глаз от демона, плетущего заклинание. Несчастная не слышала криков, не видела, как страшно со стороны выглядит её стремительное падение. Еще один сон стал явью. С той лишь разницей, что следом, с крыши, за ней уже не бросится Амон, чтобы подхватить, уберечь.
Она не почувствовала боли от удара, не поняла, куда упала, просто с облегчением перестала быть.
В этом мире девушка Кася под влиянием нервного расстройства спрыгнула с крыши многоэтажки и разбилась насмерть. Пути назад больше не было. Но ей и не нужен был путь назад. Она, наконец-то, вернулась домой. Навсегда.
* * *
Натэль со всего размаху швырнула кувшин в стену. Глиняные черепки и брызги воды полетели фонтаном. Один осколок угодил в лицо, слегка оцарапав висок, что еще больше разъярило суккуба. В комнате, где она жила, сейчас царил даже не беспорядок: создавалось ощущение, будто там не одну неделю велись военные действия. На самом же деле все это было сотворено за сегодняшнее утро. Причиной вспышки необузданной ярости стала банальная потеря терпения.
Пять дней!
Пять отвратительно долгих дней прошло с того момента, как она вышла из дома самоуверенного рыжего… кота! И все это время гадости только и делали, что усугублялись, усугублялись и усугублялись! Мало того, выбывшая из соревнований претендентка никак не могла избавиться от ощущения, будто Фрэйно наложил на неё то ли какое-то заклятье, то ли невидимое тавро, дающее понять, что конкретно эту легкомысленную синеволосую особу даже самым отъявленным искателям приключений лучше обходить стороной.
Ведь ничем другим объяснить происходящее было невозможно. Величайшая вертихвостка и соблазнительница — не могла не то что затащить в постель, но даже и просто дотронуться до другого мужчины! А все потому, что телохранитель нииды, на деле утративший к персиковой красавице интерес после их первой и последней вспышки страсти, продолжал, сам того не зная, преследовать несчастную. Каждого демона, ангела, человека, встречавшегося ей, девушка волей-неволей сравнивала с этим наглецом и… отвергала. Почему? Потому что отныне привычной похоти стало явно недостаточно.
Да, тело по-прежнему жаждало любовника, но теперь не абы какого, а вполне конкретного. Нат зарычала от ярости и разочарования.
Увы, походы по кабакам, вино и разгул, продолжавшиеся почти неделю, не принесли желаемого результата — не позволили вытравить коварного искусителя, его голос, взгляд и запах из памяти. Даже мысли о прикосновениях другого мужчины впервые приносили гадливость, а не вожделение. Однако развязная кокетка все-таки решилась переступить через себя и нашла силы повилять задом перед каким-то посеченным шрамами воином.
Однако когда розданные авансы принесли желаемый результат, а жадные руки принялись нетерпеливо сдергивать с аппетитного тела одежду, суккуб запаниковала и удивила сама себя, начав отбиваться, словно девственница. А ведь понимала, что зря. Может, если бы тот настойчивый ухажер довел дело до конца, невзирая на ее попытки вырваться, удалось бы переболеть, но не-е-ет!
Фрэйно, которого она так тщетно пыталась забыть, возник словно из ниоткуда как раз в тот момент, когда искательница приключений уже поняла, что не сможет ускользнуть. Он отшвырнул прочь разгорячившегося поклонника, выволок протрезвевшую от испуга соблазнительницу на воздух и… спокойно пошел прочь. На злой окрик, мол, какое он имеет право вмешиваться в её жизнь, рыжий негодяй пожал плечами и сообщил, что обещал Кэсс приглядеть за подружкой. Вот и приглядывает. Дикий вопль ярости, взорвавший тишину переулка, наглец просто проигнорировал.
Обида и горечь побудили девушку спровоцировать охранника нииды (а теперь и её собственного) еще несколько раз. Не помогло! Он не злился, не ревновал, не разговаривал, только лишь появлялся рядом всякий раз, когда она шла в нижний город искать приключений на свою персиковую… И хладнокровно вытаскивал подпившую дуреху в безопасный квартал, до того, как она успевала вляпаться в очередное «романтическое» знакомство. После этого невозмутимый страж так же невозмутимо исчезал! А ведь чего только не делала Нат, чтобы подтолкнуть его к действиям: и притворялась пьянее, чем была на самом деле, и прижималась тесно (все равно же волок её, едва не через плечо перекинув), или, наоборот, старалась держать дистанцию, исполненная достоинства. Словом, перепробовала все. Ничего не помогало! Он все равно уходил, не проявляя ни малейшего интереса.
Но в это утро терпение гордячки лопнуло. Чем яростнее она громила собственную комнату, тем острее становилось желание обрушить слепой гнев не на мебель и посуду, а на голову виновника плохого настроения. На эту упрямую, красивую, рыжую голову!
