Второй Алгана отделался легче — ему зашили раны, привязали переломанную руку меж двух досок, и он, допив кровь, мерно сопел. Кесса тихо подошла к нему, посмотрела на широкие браслеты, чудом уцелевшие на предплечьях. Алгана, унесённый Волной, потерял даже набедренную повязку, но эти знаки рода были при нём, и Кесса долго вглядывалась в едва различимые клейма. Браслеты Нингорса были отмечены молнией и луной — символами Полуночной Грозы, тут же виднелись маленькие волны и извивающееся тело змеи. «Значит, Нингорсу он не родич,» — кивнула Кесса собственным мыслям. «Хорошо, не то бы он расстроился…»
— Хаэй! — кто-то дёрнул её за рукав, она вздрогнула и обернулась. Рядом стояла тёмноволосая Джакса, и её перепончатые уши любопытно трепетали.
— Пусть они лежат, — сказала она. — До утра им нужен покой. Идём, тебе давно пора поесть.
— Нингорс… с ним всё хорошо? — спросила Кесса, и её голос дрогнул. — Ему лучше станет за ночь?
— За ночь нарастёт хребет — кости и жилы, — шевельнула ушами Джакса. — И если срастётся ровно, завтра он будет есть мясо, откроет глаза и поговорит с тобой. Жаль, ты не знаешь имени второго одержимца…
Она подошла к свисающей с лавки руке Нингорса, поправила узкий кожаный браслет с осколками аметиста, подняла руку и положила рядом с телом.
— Идём. Дела подождут до утра.
…Кесса сидела за длинным столом, хлебала из маленькой чашки — третьей по счёту — вязкое белесое месиво, не чувствуя вкуса, иногда вспоминала о лепёшках и макала их в чашку. Огромная крылатая кошка дремала на лавке, прислонившись к Кессе боком. Пучок из трёх лучинок, освещавший стол, усыпляюще мигал, свет был скуден, и Речница клевала носом.
— И ушла прямо из-под носа у стражи, — доносилось с другого конца стола, оттуда, где поблескивали тёмно-синяя чешуя и аккуратно расчёсанная серая шерсть. — Лигны всё перерыли, но не нашли и следа.
— А до манхорцев они не докопались потом? Слышал, что Лигны очень обидчивы…
— Докапывались, но ничего не нашли. Манхорцы им украденное вернули, а вода… вроде как нет закона, запрещающего ей течь и менять русло. Вот только Чёрная Речница… как она ушла от них?! Я ведь знаю Лигнов, если они сядут кому-то на хвост, то… — не договорив, рассказчик многозначительно пошевелил крыльями. Кесса прикусила палец — ей очень хотелось хихикнуть. «Легенды о Чёрных Речниках,» — думала она, дрожа от сдерживаемого смеха. «И обо мне.»
Кесса проснулась ещё до рассвета от мокрого холодного дуновения, скользнувшего по коже. За приоткрытыми ставнями колыхался предутренний мрак, сонно ворочались в загонах хурги, по мостовой цокали копыта, мягко вздрагивала земля от неслышных, но тяжёлых шагов панцирного ящера. Кесса на цыпочках добралась до двери, миновав кровати, составленные вместе лавки и подвесные коконы. В комнате не было свободного места — даже на полу, на чисто выметенных циновках, спали йиннэн, и Речница осторожно обходила их, высматривая в темноте лапы и хвосты. На порог скользнул зеленовато-синий блик, дверь еле слышно скрипнула, выпуская Кессу на лестницу. Там плыла аквамариновая рябь — как на потолке приречной пещеры, когда откинуты дверные завесы, и Река заглядывает внутрь.
— Эту грязь нельзя отцедить, — кто-то говорил негромко, но гулко, и его голос давил на уши, как вода на глубине. — Воду очистит только зима.
— Скверно, — щёлкнул языком Каддан — Речница узнала его по голосу. — Эта тухлятина портит любую стряпню. А у нас тут и раненые, и ослабшие… Эта жёлтая муть не усиливает зов Агаля?
— Если вдруг усиливает, я ничего, кроме молока, в рот не возьму, — отозвался из зеленоватого полумрака другой Джакс — кажется, Айла.
— Нет, — ответил невидимка, и Кесса наклонила голову — ей померещилось, что вода натекла в уши и теперь там булькает. — Но силы она подтачивает.
— Нельзя же прожить без воды пол-лета и всю осень! — подал голос кто-то из Джаксов. — Ты совсем ничего не можешь сделать, могучий Вайган?
— Даже моя вода отравлена, — с тяжёлым вздохом ответил кто-то. — Кипятите её, бросайте в неё горькие и пряные листья и не пейте сырым то, что течёт из земли. Больше я вам ничем не помогу.
Кесса, задыхаясь от любопытства, выглянула из-за косяка. Тут аквамариновый свет был ярче и затмевал тусклые цериты у стены. В облаке синеватого сияния, в колышущейся дымке висела в воздухе, протянувшись от двери до двери и высунув хвост наружу, огромная бронированная рыба. Бугристые, будто мхом поросшие, пластины покрывали её тело, оставляя узкие прорези для глаз и широких сильных плавников. Кесса видела три из них, ещё один спрятался за дверью, и на той стороне туловища, которая была от Речницы скрыта, их навряд ли было меньше четырёх. Сомкнув тяжёлые челюсти, рыба беззвучно всплеснула толстым хвостом и медленно поплыла по воздуху, втягиваясь в дверь. Джаксы шли за ней, приподнимая плавники там, где она могла бы зацепить утварь. Аквамариновое сияние потускнело.
«Это точно не фамс,» — думала Кесса, прислонившись к стене. Её бросало то в жар, то в холод. «И даже не ро. Река-Праматерь что-то знает о них, а вот нам никто ничего не рассказывал…»
…Утром в общей зале ничего не изменилось, даже снедь была та же, и Кесса долго её обнюхивала, гадая, что это за белесая жижа, и чего туда намешали.
— Можно спуститься к Нингорсу? — спросила она, увидев знакомую Джаксу, пробегающую мимо стола. — Как он там?
— Намного лучше, — закивала Джакса, широко улыбаясь. — На рассвете ему принесли рублёного мяса. Посмотришь, чтобы он всё съел. Молоко ему не на пользу, а вода сейчас дрянная, — отнесёшь ему яртисовый отвар.
«Вода…» — Кесса вздрогнула, вспомнив бронированную рыбу.
— Скажи, кто такие Вайганы?
— Друзья, — вмиг помрачнела Джакса. — Так же, как и мы, скрывающиеся от Агаля. Ты не спала ночью?
— Я никогда не видела таких существ, — покачала головой Кесса. — Должно быть, они очень сильные. Можно посмотреть на них?
— Они не любят жара, чужого дыхания и лишних взглядов, — нахмурилась Джакса. — Если дверь будет открыта, загляни, если нет — отойди.
На яртисовый отвар Джаксы не поскупились — Кесса спускалась в погреб с полным ведром, стараясь не расплескать его. Дверь была приоткрыта, из-за неё доносилось сосредоточенное чавканье, изредка прерывающееся рычанием. На скамье, застланной досками, как и вчера, лежал Нингорс, но теперь он развернулся, свесил голову и руку к чану с мясом, зачёрпывал и ел. На покрытой светлеющими шрамами спине топорщились отросшие шипы, вдоль них начала пробиваться тёмная шерсть.
Второй Алгана сидел на полу, рядом с чаном, время от времени опуская в него клыкастую морду. Рваные раны на шее и груди затянулись, только рука ещё не слушалась и по-прежнему висела вдоль тела, примотанная теперь уже к одной дощечке — вторую убрали. Проглотив мясо и подняв голову из чана, он коротко взрыкнул и издал несколько лающих звуков. Нингорс, зачёрпывая еду полной горстью, ответил похожими звуками и слизнул мясо с ладони.
