— Дима?
— Держи, — парень подвинул меня, всучил обещанную банку, пакет с чем-то вкусно пахнущим и прошел на кухню, — Где проблема?
— На столе.
— А болезная?
— Спит, в комнате. А ты как здесь?
— Так сама же вызывала.
— Вызывала, но какого-то Митрича.
— Так я — он и есть. Кстати, о незнакомцах, которых вы впускаете в дом, мы еще поговорим, — строго сказал он, и легко открыл многострадальную банку с огурцами, — Хотя фишка с Олегом очень кстати.
— Не знала, что у тебя есть это приложение.
— Да это одно из наших новых дел. Советую повременить пока через него общаться.
Димка, как и Олег, был на пять лет старше нас. Их обоих в двенадцать лет отдали в военное училище. С тех пор подающие большие надежды мальчики, выросли, и каждый пошел своим путем. Олег подался в ОМОН, Димка в полицию. Он сейчас в каком-то особом отделе работает. И втройне удивляет, что его может связывать с нашей Стервозой.
— Эй, эльфенок, а ты вообще как?
Фу, ненавижу, когда меня так называют, но Димке прощаю. Он спас меня, то есть банку, от встречи с мусорным ведром или полом, или топориком для отбивания мяса. А что? Я и к нему приглядывалась.
— Нормально. Видишь, уже не хромаю.
— Вижу. Но меня другое интересует.
— Моя потерянная память?
— Так ничего и не вспомнила?
— Нет. Словно подчистил кто.
На этих словах Дима странно дернулся или это из-за Ленки, которая появилась в дверях, лохматая, заспанная, в драной майке. И то, насколько стремительно аура Димки бросилась к ней, сказало много больше их ошарашенных лиц. Ленка с минуту пребывала в прострации, пытаясь сообразить, как же он сюда попал или что-то еще понять для себя, а потом развернулась и потопала по коридору в ванную.
— Чтобы через пять минут тебя здесь не было.
— И что это было? — повернулась я к парню. Он не ответил, только хмуро пялился на то место, где она только что стояла.
— И что же между вами произошло за ночь?
— Ничего, — буркнул он и поднялся, — Я пойду. Если что-то понадобится, позвони. Номер мой знаешь.
— Теперь знаю.
— Приложением пока не пользуйся и вообще, пореже в сеть выходи. И ее предупреди.
Он пошел к выходу, затормозил у двери ванной. Постоял там секунд тридцать с совершенно непроницаемым лицом, но сжатыми в кулаки пальцами, развернулся и прошел в прихожую.
— Дверь за мной закрой.
Странные они какие-то, причем оба. Ведь знаю теперь, что и она, и он не просто влюблены, любят, а объясниться не могут. Что это? Гордость или наше нежелание идти на уступки ради того, чтобы быть счастливыми. Я и сама такая.
— Он ушел?
— Да. Что у вас случилось?
— Отстань подруга, я в печали, — ответила она крылатой фразой из всеми любимого советского фильма и присосалась к банке с огурцами, — Эх, лепота.
— Цитируешь классику?
— А почему нет? У меня настроение такое. Пойду подушку придавлю. Не буди меня, ладно?
— Так ты не скажешь мне, что у вас случилось?
— Давай я отосплюсь, обмозгую и расскажу все в подробностях.
— А наше дело?
— Прости, подруга, не до того было.
Я простила. Понимаю. Да и не ожидала я другого исхода. Это был только повод для Ленки.
Вечером вернулась домой. Нам всем надо отдохнуть, а мне заняться живописью, наконец. Сто лет не рисовала ничего красками. К тому же Женька остается на все выходные дома. Это наказание за прогулы. И вовсе не я ее сдала. Классная позвонила. Представляю удивление предков, когда учительница спросила, как прошли похороны. Спросите чьи? Вот и родители пребывали в недоумении. Оказывается, у нас был старый больной дядюшка в деревне Луговцы, в которой мы всей семьей и организовывали поминки последнюю неделю. А позвонить не могли, потому что деревня настолько дальняя и глухая, что ни один мобильник не берет, а стационарных у них там отродясь не было. Женька та еще сказочница. Мама оценила. Папа нет. Теперь сидеть ей дома до Нового года. Никаких походов в клубы по вечерам. Конечно, сестра обозлилась. Закрылась у себя в комнате и отказывалась есть. Но главное, она дома и в безопасности. Пока.
Но прекрасным воскресным утром на меня посыпались приятные и не очень, сюрпризы. Во-первых, сломался замок моего серебряного браслета, который я обнаружила на руке после комы. Я носила его, не снимая. Причем даже не хотела снимать. Словно сроднилась, как с крестиком на шее. Не знаю почему, но я была уверена, что это оберег. Защита. А в моем теперешнем состоянии, это был очень тревожный сигнал.
Дальше — больше. Пропал крыс. Его не было ни в коробке, которую я для него специально соорудила, ни на кресле, на котором он любил спать, полностью игнорируя коробку, ни даже на кухне, где мама что-то готовила. Я даже подозрительно начала коситься на Багиру, но кошка вела себя как обычно. Как обычно обходила мою комнату стороной. А ведь когда-то она была ее любимой. Прости Багира, но Крыс мне хотя бы отвечает, иногда.
Затем позвонила бабушка. И это был приятный сюрприз. Наконец-то. Мы так давно не общались. Она застряла в Карелии на каких-то раскопках или семинаре, черт его знает, чем они там занимаются. О моей травме по-прежнему ничего не знала. Я понимаю маму, а вот папа почему не сказал? Испугался реакции бабушки или за маму решил таким способом заступиться? Но как бы родители к ней не относились, мы оставались ее внучками, а я так самой любимой. И все чувствовали это. Когда она приходила к нам, распахивала дверь и кричала на весь дом своим зычным голосом:
— Где моя искорка? Я соскучилась.
Я бежала к ней со всех ног. Бабушка обнимала меня, а когда помладше была, поднимала и кружила, кружила, кружила.
Вот и сейчас, услышав в трубке ее голос, расплакалась, понимая, как сильно скучаю.
— Бабуль, ты когда приедешь?
— Не знаю, искорка. Надеюсь, скоро. А ты соскучилась?
— Очень, очень, очень. И черт, бабуль, как же я скучаю без твоего ромашкового чая.
— У вас закончился? А я говорила твоей матери, чтобы брала побольше, но она уперлась, — сурово проговорила она, — Эля столько не выпьет, нам хватит.
— Бабуль, ну не надо маму ругать. Это я водохлеб.
— Ты моя искорка, — умилилась бабуля, — Но знаешь, у меня дома осталось немного запаса. Ключи у твоего отца.
— Хорошо. Я завтра же схожу. Бабуль, а кто цветы твои поливает?
У бабушки была целая оранжерея, устроенная в доме. Она любит цветы и умеет ухаживать за ними, у меня же сдох даже кактус. Не поверите, залила.
— Я соседку попросила. Не матери же твоей поручать. Ну, все, солнышко, меня вызывают.
— Вы работаете даже в воскресенье?
— Мы трудоголики, милая. К тому же всем давно не терпится разъехаться по домам. Все, люблю, целую, пока.
