Первый ратник нагло посмотрел на Рамона и хохотнул. Рамон отложил мясо и медленно проговорил, обращаясь к насмешнику:
– Друг мой, улыбаясь так широко, ты рискуешь защемить себе уши.
Ратник прищурился.
– Тебе не нравятся мой уши, толмач?
– Уши приятные. И все же носи их молча. У таких говорунов, как ты, они часто отваливаются.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Только то, что количество твоих ушей в точности совпадает с количеством моих кинжалов. И когда ты мелешь языком, это совпадение совсем не кажется мне случайным.
Ратник не нашелся, что на это сказать, а Рамон вновь взял свой кусок говядины и запустил в него белые зубы.
Провожатые дозорных увели коней к меже, и дальше путникам предстояло пробираться по лесу пешком. Ратники шли молча, на лицах их, когда они оглядывали темный неприветливый лес, явственно читался страх.
Но идти пока было нетрудно. Шагали в основном по сухому ельнику, огибая непроходимые заросли низких березок. Зеленовато-рыжий мох под елями был мягок и густ. В вершинах шумел ветер.
Солнце медленно клонилось к западу, и путники, отмахав пешком много верст, начали уставать. Наконец Глеб сделал знак остановиться.
– Передохните малость, и потом двинемся дальше, – сказал он. – Часа через два разобьем лагерь и заночуем.
– Я чай, в Гиблом месте опасно ночевать, – негромко проговорил один из стрелков.
– Не опаснее, чем на передовой, – небрежно ответил Глеб.
– Слышь-ка, Первоход, а у тебя есть все эти хитрые вещи, которыми пользуются ходоки? – поинтересовался второй.
– Вы о чудны́х вещах?
– Угу.
– Кое-какие есть. Но мало. Да и бестолковые они.
Ратники заоглядывались друг на друга и удивленно зароптали. В их представлении «ходоки в места погиблые» были какими-то сверхлюдьми, в карманах у которых всегда имелись чудодейственные амулеты на все случаи жизни. Узнать, что это не так, им было неприятно.
Глеб, заметив их беспокойство, усмехнулся.
– Зачем вам чудны́е вещи, парни? У вас ведь есть мушкеты. Разве они не делают вас непобедимыми?
Ратники помрачнели. Выглядели они уставшими и ошеломленными, и Глеб решил их не доставать. Повернувшись к чащобе, оставшейся за спиной, он наткнулся на Рамона. Итальянец тоже выглядел неважно. Бледность еще не сошла с его лица, а в глазах застыли страх и тревога. Глебу это не понравилось. Рамон был его единственной опорой в этом жутком месте, и он не хотел, чтобы толмач свалился в какой-нибудь овраг с сердечным приступом.
– Ну как, Первоход? – спросил Рамон напряженным голосом. – Ты что-нибудь чувствуешь?
Глеб прислушался к себе и кивнул.
– Да.
Рамон слегка побледнел и уточнил, перейдя на хриплый шепот:
– И что именно?
– Что хочу отлить, – спокойно ответил Глеб.
Толмач нахмурился.
– Первоход, я…
Глеб засмеялся и хлопнул Рамона по плечу.
– Ну же, толмач, не будь так серьезен. Вынь кол из задницы. Хлопуши на тебя нет!
При мысли об их общем друге, вечно голодном здоровяке Хлопуше, Рамон улыбнулся.
– Да уж, – сказал он. – Хлопуша был бы здесь весьма кстати. Интересно, где он теперь и что делает?
– На первый вопрос я тебе ответить не могу, а вот на второй знаю точный ответ. Хлопуша сейчас ест.
Глеб засмеялся, снова хлопнул Рамона по плечу и пошел к кустам. Он видел, какими глазами смотрят на него ратники, и понимал, как должны они его ненавидеть, но ничего не мог с собой поделать. Чувствовал он себя великолепно. Должно быть, в суждениях людей о том, что ходоки – пасынки Гиблого места, была доля истины. Здесь, в гиблой чащобе, Первоход явственно ощущал, как силы быстро возвращаются к нему.
А что до погибших ратников… Находясь в Гиблом месте, нельзя ни о чем сожалеть. Глеб знал лишь один рецепт, помогающий уцелеть: не думать ни о смерти, ни о возвращении, а просто идти вперед, уничтожая любого, кто встанет на пути. Отступишь хоть на шаг назад, поколеблешься хоть на миг – и считай, что ты уже труп.
* * *
Отдохнув и слегка подкрепившись, ратники зашагали споро и торопливо, стараясь пройти как можно больше до того, как ночная тьма опустится на лес.
Тревога за собственную жизнь вытеснила из голов ратников мысли о погибших товарищах. Теперь они старались не думать о плохом и были озабочены лишь одной мыслью – выжить.
Лес становился все заболоченнее. Черный бурелом завалил топь, и пробираться по нему было трудно. Некоторые стволы уже иструхлявились, а другие еще обманчиво сохраняли округлую форму, однако под тяжестью сапога тут же рассыпались, и тогда ноги путешественников увязали в чавкающей трясине.
Незадолго до заката стало посуше. Пройдя еще полторы версты, путники вышли к ручью. Глеб велел всем остановиться. Подойдя к ручью, он ополоснул в воде облепленные вязкой грязью сапоги. Толмач, Бранимир и ратники последовали его примеру.
Дальше путь стал сухим и твердым. На смену ольшанику пришел осинник. Между деревьями черными облаками висели густые купы можжевельника. А еще через несколько верст снова начался густой сосновый бор. Среди стройных стволов с зеленовато-серыми хвойными макушками не было видно ни берез, ни осин.
Уже начало смеркаться, когда Глеб вновь остановил отряд.
– Что случилось, ходок? – угрюмо спросил воевода.
Глеб не ответил, внимательно вслушиваясь в звуки вечернего леса и стараясь определить причину, заставившую его остановиться. Он явственно чувствовал опасность, но не мог понять, откуда она исходит.
Он не слышал ни тихой поступи хищников, ни треска валежника под неуклюжими ногами упырей, ни тяжелого дыхания волколаков. Только негромкий шорох ветвей, колеблемых ветром. Впереди, между темными стволами, угадывалась поляна.
Глеб еще раз осмотрел лес и остановил взгляд на рощице странных деревьев. Деревьев было пять, все с черными стволами, безлистые, отдаленно похожие на осины, но определенно не осины. В каждом дереве, примерно на уровне полутора саженей от земли, зияло черное дупло. Помимо того, что Глеб не смог определить их вид, в черных деревьях имелась еще одна странность – белесые пятна на стволах, похожие на колонии белой плесени. Каждое белесое пятно располагалось аккурат над черным дуплом, будто в этом таилась какая-то непонятная закономерность.
Один из стрельцов тихо вскрикнул и тряхнул левой ногой, а затем выхватил из ножен кинжал и несколько раз рубанул по ветке, зацепившейся за его штанину. По его рваной штанине расплылось красное пятно.
– Что случилось? – быстро спросил Глеб.
– Да деревья тут… какие-то странные, – морщась от боли и с опаской поглядывая по сторонам, сказал ратник. – Будто нарочно цепляются. А ветви у них – как когти.
