Грендель вздохнул, погладив себя по тугому шарообразному животу.
Хороша трапеза! Великая трапеза!
Точнее, первая из череды Великих Трапез, которые ждут Гренделя в будущем!..
Вот это жизнь! Надо было проснуться раньше! За десять веков люди стали гораздо вкуснее.
Чудовище сонным взглядом обвело окрестности и принялось ковырять в зубах обломком бычьего ребра.
Кажется, никого не пропустил. Ну и ладно. Пора уж поспать да приниматься за новое обжирательство. Ибо таково Предназначение Гренделя – кто бы там чего ни говорил.
Облизнувшись, монстр рыгнул. Голос его заставил вздрогнуть саму твердь земную. Следом вздрогнули небеса, и редкие комочки облаком попадали в море. Рыба упала в обморок на тысячу миль вокруг и всплыла кверху брюхом.
Случились и иные катаклизмы, о которых не имеет смысла говорить подробно, однако были они весьма внушительными.
Гораздо интереснее другое. Эхо отрыжки понеслось во все концы земли и, естественно, первым делом достигло других селений Диккарии. Все, кто слышал этот странный звук, поднимали голову и принюхивались. Не к добру, думали варвары, и кто отличался большей прозорливостью, навешивал на себя амулеты и шептал охранительные заговоры.
Добралось эхо и до Бормо-фьорда, на котором стоял Рыгус-Крок.
Вздрогнул во сне Пнилл Бычье Сердце и перевернулся на другой бок. Заворчала его новоиспеченная женушка, словно медведь в берлоге, ибо тоже уловила она эту звуковую аномалию.
Заскулил во сне Шонвайн Утрехт, которому вдруг приснился балрог, трясущий его за грудки и вопрошающий: «А где моя большая ложка?» При чем тут ложка, никто бедному гному объяснить, конечно, не потрудился.
Затрепетало сердце посла Головорезии Арбара, и взмахнул орк во сне громадным мечом, с которым не расставался даже в отхожем месте. Мечом этим он срубил деревянную подпорку, что не давала упасть части ветхой крыши. Крыша, разумеется, тут же упала.
Услышав эхо отрыжки Гренделя, посол кобольдов Рээш Кальмар решил спросонья, что жена, от которой он сбежал десять лет назад, наконец-то нашла его и готовится к расправе…
Неспокойно замычал Бородульф Сожру Живьем из клана Прибей. Приснилось хрюрлу, что пятки ему поджаривает почему-то сам посол Тиндарии Талиесин. Поджаривает и смеется как законченный злодей. Должно быть, глубоко запрятанная в сознании детская память варвара дала о себе знать. Любила маманя сказки рассказывать юному Бородульфу, и каждая начиналась примерно так: «Жил-был на свете страшный-престрашный цивилизанчик, и были у него зубы как мечи, и были у него руки как крюки, а сердце черное-пречерное…»
Говоруна Кровожадного Чтеца в ту ночь мучали газы. В миг, когда глас Гренделя донесся до его натруженного разума, вонючий шаман вздрогнул и выпустил ветры, которыми сорвало на окнах занавески. Да чего там занавески. Тяжелые щиты, копья и топоры упали на пол с крюков, вбитых в стену из бревен. Грохот получился приличный, но Чтец не проснулся. Во сне он воображал себя шаром, который надувают и отпускают в небо, куда он летит на незапланированную встречу с богами. И хотя всячески сопротивляется, стравливая лишний воздух, толку нет…
Дроу Черныш (по паспорту – Кервиэль Наэтланпросол) задергал во сне ногами. Потревоженный страшным звуком и дрожью земли, увидел он во сне, как его господин превращается в короля Дэндала. Причем этой метаморфозе виконт только радуется, и его вовсе не смущает, что теперь он косее всех на свете зайцев и вообще похож на морского конька, на котором потопталась слониха.
«Ну, проблема решена! – сказал Талиесин Чернышу, потирая руки. – Иду к моей Ойле! Любимая, я уже лечу!»
И поковылял на кривых ногах, одна из которых была вполовину короче другой. От такого зрелища Черныш едва не лишился своей природно-угольной окраски…
А вот Талиесину Эпралиону не снилось абсолютно ничего. Он даже не слышал чудовищного эха, ибо, ложась спать, натолкал в уши овечьей шерсти (по совету Шонвайна Утрехта). Лежал посол в гробовой тишине, и дела ему не было до того, что, без преувеличения, вся Диккария в этот час дрожит, покрывается холодным потом и слушает стук собственного сердца.
Был в том Знак Судьбы, Предначение, Пророчество или прочее, мы не знаем, но то, что виконт проявил себя толстокожим созданием, сомнений нет.
И для Диккарии, как показало будущее, это имело немалые последствия.
Единственный человек, уцелевший после Гренделевой трапезы в Рыбьем Пузыре, был потомственный дозорный. Ему повезло сильно треснуться чайником во время жесткого приземления, и бедняга отрубился до вечера. Монстр поначалу забыл о нем, а позже улегся спать, чем и спас шкуру пьяницы.
Очухавшись, рыбак еле выбрался из-под груды бревен, которые были раньше его местом работы. Голова болела – покруче, чем с самого крутого похмелья. Ноги и руки дрожали. В желудке что-то скреблось, словно там завелся кот – любитель точить когти где ни попадя.
Селянин – а звали его родичи Волдырем – на четвереньках вскарабкался на холм, где уже не было его деревушки.
И замер, в ужасе глядя на разгром и спящее чудовище. Даже такому недалекому субъекту хватило двух секунд, чтобы понять: его жизнь изменилась окончательно и бесповоротно. Клан уничтожен, деревня стерта с лица земли. Он один-одинешенек!
В отчаянии Волдырь свалился на землю и принялся биться и кричать (только тихо, чтобы не разбудить Гренделя), а когда удовлетворил первую жажду скорби, встал и побрел довольно энергично прочь от Рыбьего Пузыря.
Надо было срочно предупредить соседей о внезапной напасти.
Или не надо? Пусть и их сожрет, гадов…
Нет, все-таки надо.
Или нет?
Надо!
Волдырь подтянул дырявые штаны и напомнил себе, что на свете есть такая штука, как родовая солидарность. А потому он просто обязан оповестить всех-всех-всех, иначе монстр попросту оставит великую Диккарию без жителей.
От Волдыря теперь зависело, удержатся ли варвары на арене мировой истории или благополучно почиют в бозе.
Оглядываясь, не решил ли Грендель организовать погоню, варвар потрусил в сторону ближайшей деревушки. Идти нужно было сначала вдоль берега, потом перемахнуть через низенький кряж, после чего спуститься в долину. У фьорда и стояла «столица» соседнего клана.
В Обломанном Зубе Волдырь был только один раз, когда ездил торговаться, и не очень любил тамошних жителей, однако Долг оказался превыше личной неприязни.
Уже через четыре часа легкого бега трусцой он лежал у ворот Зуба и пытался перевести дыхание. Его окружили помахивающие дубинами рыбаки. Не взгрели только по чистой случайности – в темноте Волдыря приняли за злого морского духа.
