Карранс поднял с небольшого деревянного столика кружку с дымящимся чаем. Кипяток, наконец, остыл достаточно, чтобы его можно было пить. Отхлебнув тёмной терпкой жидкости, Карранс унёсся в прошлое. Точно такой же чай он пил перед нападением Алсалона на Треаттис. Он словно наяву увидел чёрные столбы дыма, танец огней, покрытого гарью Рензама Ректа и жуткий вопль демонов, призванных Берруном Нурвином.
Двадцать с лишним лет прошло с того дня. Случалось всякое — и хорошее, и плохое. Но как расценивать неожиданное посвящение в сан протоурга, он ещё не определился. Созвав Джустикариат, глава Триединой Церкви своим решением огорошил в первую очередь самого Карранса. Джустикарий Канстельский, вопреки сплетням коллег, считал, что делает свою работу только из добрых побуждений, не рассчитывая стать преемником Марзена. Но старик сказал иначе и, не спрашивая мнения джустикариев, передал свой сан именно ему.
Протоург Карранс Мирандис. Самый молодой настоятель Церкви в истории. Первый уроженец Алеман, удостоенный этого сана. Этим можно было гордиться, хотя Карранс почему-то не чувствовал особого энтузиазма. Забот хватало и в старом-добром Канстеле. Забот ещё на двадцать лет вперёд. А теперь — «на тебе, джустикарий, весь теургиат на плечи». Карранс считал себя трудолюбивым человеком, но в какой-то момент понял, что всю работу не переделать. Всех еретиков на дыбу не перетаскать, всех девон не переловить. И с возрастом он научился выискивать в своём рабочем графике часы для отдыха. Как, например, эти.
Он допил чай и поставил кружку обратно на столик. Прямые лучи солнца ударили в глаза и залили балкон тёплым светом. Поморщившись, Карранс затянул пояс на своём любимом бордовом халате и вернулся в комнату. Посреди неё стояло кресло-качалка, рядом высился ещё один столик, на котором лежала раскрытая книга. Мужчина было сел в кресло, когда в коридоре послышались вежливые шаги.
— Господин, прошу прощения, — в дверном проёме показался слуга. — Пришёл дивайн Кархарий. Он просит аудиенции.
— О! — неприятно удивился Карранс. — Пусть входит.
— Позволите дать совет, господин?
— Конечно, Тормсель.
— Уберите со стола вашу рукопись. Боюсь, её содержание дивайн Кархарий не оценит по достоинству.
— Верное замечание, — кивнул Карранс. — Можешь идти. И да, Тормсель — чай замечательный.
— Он заварен, как вы любите, — гордо ответил слуга и ушёл.
Карранс тут же вскочил с кресла, снял с себя халат, швырнув его на заправленную постель, и, достав из шкафа свою обычную бело-зелёную сутану, стремительно переоделся. Золотую с драгоценными камнями он одел лишь раз — когда его посвящали в сан протоурга на Площади Пророка.
Затем он бросился к лежащей на столике книге, пробежался взглядом по последней строчке»… таким образом, существование сущности, рекомой «Хнумом», нельзя исключать…», написанной вчера, и захлопнул её, спрятав на шкафной полке среди множества фолиантов.
С лестницы донеслись голоса и шаги.
— Как твоя коллекция перьев? Нашёл перо снежной морны?
— Пока нет, Пророк.
— Ну, раз нет, то я тебе подскажу — эта пташка обитает в Каседрумских горах. Попытай счастья там, если хозяин позволит, конечно.
— Спасибо за подсказку, Пророк. Господин вас ждёт.
В комнату вошёл Кархарий Велантис. Карранс, успевший к этому времени развернуть кресло в сторону двери, медленно поднялся на ноги и протянул руку.
— Здравствуйте, Пророк.
Мужчина, одетый в бежевую робу из дорогой ткани, пожал ему руку и, поморщившись, без спросу сел на постель.
— Не люблю, когда меня так называют. Мы можем говорить на «ты» хотя бы во время неофициальной беседы? Помнится, после битвы при Треаттисе ты едва не назвал меня кем-то вроде холёного ублюдка.
Карранс опустился обратно в кресло и посмотрел на своего визави.
— Я тогда был на взводе, ты же знаешь, — с каменным лицом произнёс он. — Погиб почти весь гарнизон города вместе с Эктаром Ректом, а его сыну пришлось отдать самое ценное….
— Двадцать лет прошло. Думаю, дружище Рензам уже оправился от потери, — отмахнулся Пророк. — Поговорим о деле. Я пришёл к тебе от лица Марзена. Старик почему-то постеснялся передавать тебе это лично… В-общем, ты знаешь, что в Первом храме есть небольшая дверь позади Триединого алтаря?
Карранс утвердительно кивнул. Кархарий по старинке пригладил зализанные назад волосы и достал из кармана изумрудный ключ на металлической цепочке. Карранс взял его в руки и поднял на уровне глаз. Утренние солнечные лучи сделали его похожим на горящую тонкую ветвь.
— В ту дверь ты никогда не входил, — пояснил Кархарий. — Она была постоянно заперта.
— Никто из джустикариев там не был, — произнёс Карранс, разглядывая ключ. — Доступ разрешён лишь протоургу. А я удивлялся, почему вместе с новым саном мне не разрешили увидеть то, что скрыто за этой дверью.
— Теперь тебе разрешено. Естественно, о том, что находится в этой комнате, ты не скажешь никому. Вошедший приносит обет молчания. Любая попытка сознательно его нарушить приведёт к мгновенной смерти. Это я так, на всякий случай сообщаю.
— А ты, выходит, знаешь, что там.
— Знаю, — Кархарий встал. — Всё, мне пора — дела. Простой народ волнуется, а наш главнокомандующий армией в ус не дует. Нужно с ним что-то делать.
Карранс тоже поднялся на ноги и проводил Пророка до выхода.
— Не хочешь позавтракать у меня? — спросил он из вежливости.
Кархарий повернулся, посмотрел на него, задрав бровь.
— Нет.
Но спустившись с крыльца, добавил:
— Спасибо.
Карранс закрыл дверь и подошёл к шкафу с обувью. Надев мягкие туфли и отряхнув сутану, он крикнул:
— Тормсель, я ушёл!
Слуга выглянул из двери в другом конце коридора.
— Позвольте напомнить, что у вас вечером запланирован ужин с той очаровательной особой из семьи Велль. Как же её имя…
— Ланита, Тормсель, Ланита.
— Ваша память крепка, как никогда, господин.
— О, дорогой, Ланиту не забудет даже умственно-отсталый.
— Я сделаю вид, что не заметил оскорбления, господин.
— Извини, друг — мне пора! — воскликнул Карранс, закрыв дверь и выбежав на парковую дорожку. С облегчением увидев, что Кархария впереди нет, он трусцой побежал к восточному выходу из парка, за которым находилась дорога, ведущая к Чешуистым Воротам.
Прошло не меньше получаса, прежде чем он, миновав громадную каменную арку ворот, ряды административных зданий, и немало напугав утренних прохожих, оказался возле Первого храма. Это сооружение, возведённое первыми рефрамантами, размерам превосходило всё, что Карранс видел в своей жизни. Ко входу вели сотни ступенек, белоснежные стены попирали огромные статуи Трёх Богов. Тонкие золотые шпили блестели в лучах солнца, видимые даже с большой земли.
