Оставшись один, Матерн в раздражении смахнул со стола чернильницу, выполненную из куска обсидиана и подаренную ему когда-то Милуани, и та с грохотом приземлилась на пол, окружив себя безобразным черным пятном, таким же, какое давным-давно образовалось в его сердце. Образовалось в тот момент, когда озлобленный решением отца, Матерн бежал в свои покои, чтобы спрятаться от всех, чтобы скрыть от взглядов прислуги бушующую в нем ярость.
"Ты должен понять, сын! Это для нашего народа, для всех тэланцев. Это важнее, чем амбиции одного человека", — билось в его голове, то поднимая до неизведанных высот Гардэрна, то погружая в самое пекло подземного царства Аргерда.
Он не хотел понимать! Он родился для этого, жил для этого, учился! Постигал все, что требуется знать вейнгару, а теперь… Этот займет его место?!
Ни за что — таковы были слова Матерна, когда он достиг своих покоев. Он не отдаст то, что принадлежит ему по праву рождения. Никому не отдаст! Тем более ему!
И лишь сейчас, спустя годы и будучи правящим вейнгаром, он стал понимать, в какую кабалу загнал себя необдуманными решениями вспыльчивой юности. Что, отправляя выродка Лурасы в Эргастению, неосмотрительно положился на милость старшей из сестер, которая теперь постоянно напоминает ему об этом, требуя обещанного вознаграждения.
Конечно, он тоже мог напомнить Милуани, что мальчишка не сгинул под слоем камня, как было обещано, но почему-то не сомневался, что сестра, наученная своей второй половиной, тогда пойдет по другому пути, что также не сулит ему ничего, кроме разоблачения.
Единственным законным наследником, если следовать правилам хроник, являлся родной сын Расы, и если Милуани захочет отомстить, то вполне может объявить об этом, тем более что прекрасно знает о том, что эргастенская стража выпустила его из страны, ведь благодаря ее милости он и узнал об этом.
Матерн пнул злополучную чернильницу, отправив ее под кресло, на котором недавно сидела Таирия. Мужчина ощущал себя загнанным зверем, которому охотники дышат в загривок — последний рывок и он в их руках, ожидающий очереди на вертел.
* * *
Понимание, скрутившееся в груди Лутарга в тугой комок, развернулось, когда Сальмир остановился перед дверью, охраняемой несколькими мужчинами. И все они ждали его, — осознал молодой человек, едва взглянув в лицо Тримса, который в ответ — одарил мужчину понимающей улыбкой, но не это было главным.
Лутарг знал, что ждет его за этой преградой. Понял, когда увидел ожидающих его карателей, почувствовал в неровном биении своего сердца, выверил, опираясь на мысленный план замка, и не ошибся. Едва Сальмир толкнул дверь, взгляд Лутарга уцепился на нечто нежно-розовое, впоследствии оказавшееся клочком покрывала.
Взгляд молодого человека последовательно обежал каждый предмет обстановки, пока он медленно ступал к центру покоев. Мужчина сравнил расположение мебели с виденным им ранее и вынужден был признать, что здесь особых изменений не наблюдается, в отличие от остального замка, разве что еще немного почище, чем там, где остался Сарин, и самое главное — неприятно удивившее Лутарга открытие — нет гобелена, прикрывающего потайную дверь. Его роль здесь выполняла полотняная ширма с изображенными на ней разноцветными гигантскими бабочками.
— Здесь его нет, но он в замке, если захочешь, сможешь увидеть позже, — вторгся в размышления молодого человека незнакомый голос, прозвучавший откуда-то сзади.
Лутарг резко повернулся на звук. Он был уверен, что говорящий не из шисгарской семерки. Внутри молодого человека моментально натянулась невидимая струна готовности ко всему, подстегиваемая подспудным знанием о том, кого он сейчас увидит — своего отца. И пусть никто открыто не сказал ему последнего (если забыть о полунамеках Сальмира) Лутарг все же чувствовал в глубине себя, что это знание верное, что он не ошибается.
Взор мужчины, не задерживаясь, миновал Сальмира, Тримса и Ураинта, чуть приостановился на лицах остальных карателей, а затем — безоговорочно вычленил из всех мужчин одного, который вроде бы ничем не отличался от остальных: та же одежда, цвет кожи, но не глаза — ярко синие, пронзительные, смотрящие на него с глубокой радостью и такой же глубокой печалью.
Глаза молодого человека, обнимающего его мать на гобелене из Шисгарской крепости. Лутарг судорожно сглотнул.
Сталкиваясь в последние дни с непонятными для него явлениями, молодой человек все же оказался не готов к тому, что увидел. Это было странно, смотреть на кого-то примерно твоего возраста (свой собственный Лутарг узнал недавно, благодаря старику) и думать о том, что это твой родитель.
— Не удивляйся, — мужчина отошел от стены, возле которой стоял, и сделал несколько шагов в направлении застывшего Лутарга. — Здесь все иначе, не так, как в привычном тебе мире. Потом ты все поймешь.
Прислушиваясь к возбужденному состоянию сына на уровне восприятия рьястора, Антаргин приблизился к нему еще на несколько коротких, плавных шагов, опасаясь спугнуть, так как ураган эмоций, бушующий в молодом человеке, настораживал. Но тот не пошевелился, ничего не сказал, все также в напряженном оцепенении наблюдая за его действиями.
— Тарген? Или лучше Лутарг? — поинтересовался Перворожденный, в надежде переключить мысли сына на него самого.
— Лутарг, — ответил мужчина, бросив короткий взгляд на Сальмира.
Он рассказал об этом? Шисгарец кивнул, подтверждая.
Во время молчаливого оценивания друг друга отцом и сыном каратели успели переместиться и сейчас расположились по обе стороны от своего господина, по трое с каждой стороны. Седьмого Лутарг ощущал у себя за спиной. Его пристальный взгляд прожигал затылок молодого человека, и это нервировало.
— Боишься? — не удержавшись, спросил он и напрягся еще больше, заметив какое впечатление произвели его слова на шисгарцев. Те, казалось, подобрались еще больше, словно ожидали он него какого-то подвоха, и только Перворожденный по-мальчишески открыто улыбнулся.
— Оставьте нас, — со сдерживаемым весельем в голосе приказал он, чем видимо сильно удивил своих подчиненных.
— Но, Антаргин…
Попытка Сальмира противиться была остановлена одним единственным предостерегающим взглядом, которым наградил его мужчина, и теперь уже Лутарг усмехнулся. Ситуация стала казаться ему потешной.
"Интересно, чего они ждут от меня?" — спросил себя Лутарг, наблюдая, как каратели явно нехотя направляются к двери.
Каждый из них счел себя обязанным послать молодому человеку обещающий скорую расправу взгляд, и теперь мужчина в открытую забавлялся, также как и его отец, судя по всему. Уголки его недовольно поджатых губ подрагивали, а в глазах то и дело вспыхивали синие искорки.
