Исцеляевский кивнул на кучу трупов, валявшихся под лестницей.
— Речь идет о жизни моей невесты, — жестко напомнил я Старшему Кабаневичей, — А вы притащили пьяного человека.
— Мда, но он всегда пьян, — пожал плечами Кабаневич, — А дело не терпит отлагательства, насколько я понял. Кроме того, учитывайте, барон, что если мы с вами в ближайшее же время не достигнем договоренности по заложникам — ваша невеста вероятно все равно умрет. Вместе с вами и всем вашими друзьями.
— Я это помню, — кивнул я.
Со Старшим Кабаневичем шутки шутить явно не следовало, его формально-вежливый тон тут не должен вводить в заблуждение. Мне уже было очевидно, что я хожу по лезвию бритвы.
— Ладно, попытка — не пытка, не будем терять времени, — предложил я.
Мы поднялись вверх по лестнице. Исцеляевский осилил лестницу не без труда, а Кабаневич по пути остановился, чтобы поцеловать руку принцессе.
— Дю Нор, графиня, — не слишком уверенно представилась принцесса главкабану.
Герцог в ответ на это мило ухмыльнулся, всеми своими платиновыми зубами.
Похоже, я совершил очередную ошибку, вот показывать принцессу Кабаневичу мне точно не следовало.
Когда мы оказались у кровати, где лежала моя умирающая невеста, Исцеляевский тупо уставился на девушку, а Здравуров, уже допивший свое кофе, поморщился и многозначительно мдакнул. Мдаканье явно относилось к профессиональным целительским способностям Исцеляевского.
— Помолчите, Здравуров. Он справится, я уверен, — подбодрил я Исцеляевского, — Справится еще лучше вас. Хуже уж точно не сделает.
— Не уверен, барон, — хохотнул Здравуров, — Плохой целитель может и убить, знаете ли. Но вы правы в том смысле, что он возможно только облегчит мучения вашей невесты, убив её…
Исцеляевский перестал разглядывать Головину и вперил полный ярости взгляд в Здравурова.
Судя по всему, Здравуровы и Исцеляевские ненавидели друг друга лютой злобой. Но оно и понятно, профессиональные конкуренты, как-никак.
— Мой троюродный дед — министр здравоохранения, падаль, — прорычал Исцеляевский, ткнув в сторону Здравурова бутылкой самогона, — А моя кузина — личный врач Его Величества Императора. А вас, Здравуровых, Павел Павлович от государева двора отослал. Так что обтекай, усатый.
Здравуров хотел на это что-то ответить, но я поспешил прервать спор и отобрал у Исцелявского бутыль самогона:
— Меряться кланами будете потом, господа. Сейчас нужно спасти мою невесту. У неё некроз желудка. Спасите её, Исцеляевский, докажите вашему коллеге, что он сосет на деле, продемонстрируйте ему истинное врачебное мастерство! А герцог Подскоков-Кабаневич за это простит вам все ваши долги. Так ведь?
Герцог коротко кивнул, Исцелявский было потянулся к бутылке, но я уже поставил её на пол, подальше от целителя. Вообще, я сам пациентом такого врача бы стать не хотел, но тут просто не было выбора.
Исцеляеский все еще безуспешно пытался сфокусировать на Головиной взгляд, судя по всему, он с трудом отличал пациентку от кровати, на которой та лежала.
— Так, ладно. Может заменим его заграничным врачом? — предложил я, — Не только же в России есть кланы целителей! Вы бы могли сейчас телепортироваться, герцог…
— Не мог бы, — отрезал Кабаневич, — Сердце-Русь окружена Камнями Грозного. Это заглушки, блокирующие любую магию. Так что я телепортироваться ни за границу, ни даже в колонии не могу.
Исцелявский тем временем начал действовать, он положил руку Головиной на грудь и брезгливо помял её. В воздух взлетел вялый фонтанчик белоснежной магии.
Вот это уже интересно, белой ауры я тут ни у одного мага пока что не видел.
— Так желудок гниет… Ик… — сообщил Исцеляевский, — И эта хрень, как там она называется… Легкое, во! Легкое задето. Че я сделаю-то?
Исцеляевский растерянно осмотрелся, потом его взгляд остановился на бутылке самогона, после чего целитель завис.
Здравуров тем временем явно нервничал, он снова вспотел, достал свой платок и стал протирать лысину.
— Вы хотите что-то сказать? — осведомился я у Здравурова, — Так не сдерживайтесь. Сейчас самый момент.
— Ну… — нехотя ответил Здравуров, — Трансплантация. Я этого не умею, но Исцелявский теоретически мог бы. Если бы был трезв, я имею в виду.
— Трансплантация?
— Именно. Пересадить Головиной желудок другого магократа.
— Достать из трупа?
— Ни в коем случае! — возмутился Здравуров, — Нужно вырезать желудок у живого и здорового магократа. Это единственный способ спасти вашу подружку.
— Мда… — вздохнул я, — И где я вам найду кандидата, который согласится отдать свой желудок Головиной? Это же для донора окончится смертью, я так понимаю?
— Да, — подтвердил Здравуров, а потом развел руками, — Я просто предложил, барон. Но тут нет другого пути, на самом деле.
— Есть! — неожиданно заявил Исцеляевский, — Всегда есть путь, ик… Путь внутрь тела пациента… Пациентки, в данном случае…
Вот это мне уже реально не понравилось. Но я не успел ничего сделать. Исцеляевский активировал свою белоснежную ауру, а потом с размаху пробил Головину рукой в районе живота, засунув в баронессу собственную руку по локоть.
— Еб твою мать, — выругался Здравуров.
Чумновская ахнула, а потом выбежала из комнаты.
Даже Громовищин напрягся, бесстрастным остался только Кабаневич, наблюдавший за этим «лечением» со сдержанным интересом.
Над кроватью закружился белоснежный вихрь, это продолжалось минут пять, мы все молчали, затаив дыхание.
Когда вихрь рассеялся, я смог рассмотреть, что рука у Исцеляевского по локоть в крови, в буквальном смысле этого выражения. Из распоротого живота Головиной хлестала кровь.
Исцеляевский странно ухнул, а потом тяжело повалился на пол, как подрубленное дерево.
— Проверьте, — приказал я Здравурову.
Тот нехотя подошел к Головиной, зажал ей рану на животе чистой тканью, а другой рукой коснулся головы девушки.
— Некроза нет, — вздохнул Здравуров, явно разочарованный и шокированный одновременно, — Но желудок он ей разорвал почти целиком, в десятке мест.
— Так лечите, чего вы ждете, — потребовал я, — Это же по вашей части, насколько я понимаю.
Над кроватью снова заметалась алая аура Здравурова. Через минуту рана на животе у Головиной исчезла, лицо девушки стремительно приобретало нормальный цвет.
Головина открыла глаза, даже попыталась что-то сказать, но не смогла.
— Лежите спокойно, — сказал девушке Здравуров, — Слабость — это нормально, в вашем состоянии. Но сейчас вы здоровы, да. Я спас вас. И мой коллега… эм… тоже помог.
Здравуров покосился на валявшегося на полу Исцелявского.
— Он сдох что ли? — спросил Громовищин.
— Нет, просто магически выгорел, — доложил Здравуров, — Магичить в пьяном виде вредно для печени, знаете ли. Так что его собственная аура высосала все его силы. Но уверен, он оклемается.
Я подошел к постели, Головина смотрела прямо на меня.
— Вы как, баронесса?
— Дайте пить, — пробормотала девушка.
— Принесите воды, — приказал я Громовищину, а потом обратился к Кабаневичу:
— Целитель хороший. Я не про Здравурова, хотя он тоже потрудился на славу. Спасибо, господа. Но Исцеляевского я бы хотел оставить себе, если он, конечно, согласится на меня работать.
— Дело ваше. Мне он не нужен, — пожал плечами Кабаневич, — И я уверен, что вы очень скоро пожалеете об этом своем решении, барон. Вы плохо знаете этого, если так можно выразиться, человека. А теперь, когда ваша невеста спасена, думаю, самое время обсудить обмен заложниками.
— Обмен заложниками? — улыбнулся я, — Вы схватили Пушкина, я так понимаю? Он у вас?
— И не только он, — кивнул Кабаневич, — Та барышня, с которой вы только что целовались на лестнице, тоже у меня.
— Что? Вы о чем? Дю Нор?
— Дю Нор, — подтвердил герцог Кабаневич, — Пока мы тут с вами наблюдали за операцией на желудке вашей невесты — мои кабанчики телепортировались на лестницу и схватили вашу… я бы сказал, вашу невесту, но насколько я понимаю, ваша невеста — Головина… А вот кем вам приходится дю Нор — я не знаю. Но, судя по тому, что я видел на лестнице, она вам дорога. И она у меня. Гляньте, барон.
