В конце смены пришел разводящий со сменой караула. Он еще издали громким голосом прервал рассказ немца о его доме и детях. Пароль был 'Пильзень', и он его выкрикивал нам с расстояния метров в двадцать пять или больше. Мой напарник прокричал ответ и смена подошла к нам рядом. Немецкая смена часовых меня удивила. У них разводящий выкрикивает пароль первым, а часовой называет ответ вторым. У нас же первым окликает часовой 'Стой! Кто идет?' Разводящий называет ответ и только после этого смена может подойти к часовому. Каждому кажется, что их манера смены караула лучшая. Пусть будет так, но про себя я подумал, что немцы народ по-детски наивный и из них хорошие вояки не могут быть. По нашим понятиям, в них много женского.
Оцениваю их качества односторонне, сравнивая с нашими русскими казаками, людьми деревенскими, природными крестьянами. У которых понятия человеческих ценностей иные, чем у немцев, жителей больших европейских городов.
Был у немцев свой военврач. Немец как немец. Воевал на восточном фронте, лечил
своих больных солдат. Казалось бы и все, что можно сказать о фронтовом военвраче. Но про себя этот немецкий военврач был не так уж прост. Своих солдат, конечно, лечил по всем правилам, так, как этого требовала его служба. Несмотря на то, что он воевал против русских, он никогда не отказывал в лечении больных людей из мирного населения. Мирные жители из уцелевших соседних деревушек рассказывали, что не было случая, чтобы доктор когда-то отказал в посещении больному русскому крестьянину, человеку. Плату за услуги он не просил. Иногда у некоторых брал предлагаемые яйца. Это было правильно. Крестьяне, уплатив за визит, чувствовали себя не нищими попрошайками, которым сделали услуги, лишь бы отвязались. У них было чувство нормальных человеческих взаимоотношений. За нужное, хорошее дело положена плата. Крестьяне оставались доктором довольны. Да и сам доктор был доволен вдвойне. Делая визиты к больным русским крестьянам, он удовлетворял свой тайный помысел. Ведь война есть война. И никто не знает, что случится с тобой. Убьют тебя, искалечат, или попадешь в плен. Все может случиться. И все-таки, у каждого в душе теплится маленькая надежда, а вдруг не убьют, вдруг еще сумею вернуться домой? Не исключая возможности плена, доктор у крестьян брал характеристики на себя. Довольные доктором, люди такие бумажки писали охотно. В этих бумажках, написанных по-русски, благодарили и хвалили доктора.
Ночью село бомбили русские ночные бомбардировщики. Убить они никого не убили, потому что ни в кого не попали. Зато разбуженные грохотом солдаты опять ругали летчиц.
- Даже на фронте эти русские ведьмы не дают поспать, - ворчали разбуженные немцы.
В это время со стороны немцев не наблюдалось никаких военных действий. Иногда вдруг, где-нибудь на самой передовой, зальются несколько пулеметов сразу. Немцы патронов не жалели, потому стреляли, не экономя их, как бывало у нас. Прогрохочет несколько артиллерийских выстрелов и снова все смолкнет.
Однажды утром из села куда-то исчезли танки. До этого они прятались за избами в сараях. И вдруг их не стало. На вопрос, куда они делись, немцы отвечали как-то неопределенно, указывая рукой в сторону передовой. К вечеру по деревенской улице вели советских пленных. Их было человек сто или немного больше. Все они были хорошо одеты. Большинство в телогрейках, в шапках ушанках, а на ногах были валенки. Все это, наверное, было собрано у населения в помощь Фронту. Все красноармейцы почему-то были людьми из среднеазиатских республик - узбеки, киргизы. Русских лиц было не видно. Очень было смешно смотреть армию в валенках. Мы уже отвыкли от них. После стройных и красивых немцев, обутых в начищенные сапоги или отглаженные брюки навыпуск, эти выглядели не настоящими, какими-то игрушечными. Вроде оловянных солдатиков. Шли они молча, не спеша, как на похоронах. Позади колонны, на скрепленных лыжах везли два русских пулемета 'Максим'. Два киргиза в упряжке из пулеметных лент тянули эти лыжи, как бурлаки на картинке. Конвоировало их человек семь-восемь немцев. Я негодовал и возмущался таким наплевательским, безразличным отношением немцев к русскому солдату. Будто немцы заранее были уверены, что русские пленные не убегут и их можно вести почти без конвоя. А может быть, повоевав и насмотревшись, они сделали правильные выводы. За первые годы войны сколько советских войск попало в плен! Если сравнить с другими воюющими армиями, то советская армия окажется самой пленоспособной. Даже если и убежит, сколько-то солдат, то тоже не страшно. Через фронт не многие стремились перейти. Это были единицы, заядлые патриоты или фанатики коммунисты. Большинство уходили по домам или оставались в примаках, если было деться некуда.
Я подошел к пленным ближе. Видя, что они все не русские, а жители Средней Азии, заговорил сними на узбекском языке.
- Откуда вы, джигиты? - спросил я.
- Ташкент, - сказал кто-то. Другие молчали. Пленные были угрюмы и неразговорчивы. Я вынул из кармана плитку шоколада и отдал ближе идущему, тот молча взял шоколад, но в карман не положил. Так и понес ее в руке. Другому дал сигареты. Вид у всех был трудноопределимый. Толи они были огорчены и перепуганы. А может быть наоборот, были довольны, что попали в плен и для них война уже кончилась. Потому, чтобы никто не угадал их радости, они радовались молча, про себя. Немец конвоир, наблюдавший со стороны, спросил:
- Ты что, умеешь по-ихнему говорить?
- Да, умею, - ответил я. Тот удивился и сказал:
- О-ла!
Пленные прошли дальше.
На другой день на деревенской улице на пустыре появилась куча советского оружия. Там, в куче в человеческий рост, в беспорядке валялись русские трехлинейки, штыки к ним, автоматы, пулеметы ручные, оцинкованные ящики с патронами. На одной винтовке был примкнут штык, а на штыке запекшаяся кровь. Я долго рассматривал окровавленный русский трехгранный штык. Думал, что еще есть у нас русские настоящие мужчины, смелые и преданные своей стране, своей родине. Я вытащил из кучи оружия ручной пулемет Дегтярева, взял цинковую коробку патронов. Все это бросил в свои сани и уехал. Вечером, когда после работы казаки пили самогон и закусывали консервами, украденными из немецких саней (немцы в санях возили несколько ящиков консервов, которые потихоньку разворовывались казаками на закуску), в разговоре выяснилось, что немцы разгромили русскую деревню не в лоб, а с фронта. Они рано утром обошли русских за несколько километров слева и справа. Потом, быстро соединившись у них в тылу, на танках ворвались в деревню. Сопротивлявшихся убили, а остальных взяли в плен. Собрали брошенное русское оружие, привезли его к себе в деревню и бросили в стороне от дороги в кучу. О немецких потерях разговора не было. Наверное, потери были, но маленькие. Все-таки русский окровавленный штык я видел своими глазами.
