Бобби смотрел на нее с изумлением.
— Я четыре года слушаю, как ты издеваешься над гриффиндорцами, Дамблдором и Орденом феникса. Надоело.
— Хорошо, я больше не буду…
— Ты при этом издеваешься надо мной, ведь я тоже гриффиндорка, ты не понимаешь?!
— Ты совсем другая…
— Нет, Роберт, я такая же, как другие, и в этом всё дело, — отрезала Лили. — Ты издеваешься над Уизли, а я тоже Уизли. Тебе не нравится Орден феникса, а я мечтаю туда вступить. Как и мой кузен. Как и его друзья.
— Лили, я больше ни разу не помяну твоего кузена…
— Я вообще не понимаю, как ты можешь насмехаться над ним теперь! — взорвалась Лили. — Когда он только что спас тебе жизнь, ты, неблагодарная свинья! Он спас тебе жизнь, и Буллер в прошлом году, а ты еще смеешь издеваться над ними?!
Бобби чуть не лишился дара речи.
Он никогда не применял к Лили легилименцию, никогда не подозревал ее, всегда верил на слово…
Но сейчас в нем родилось страшное подозрение.
Больше, чем подозрение…
Он вдруг понял, что оно родилось очень давно, только он не желал этого замечать. Отгонял его прочь…
Разные мелочи упорно выстраивались в его голове, разные случайные странности, разные намеки… образуясь в стройный ряд.
Весь Хогвартс давно знал — только он был слеп!
Он в упор посмотрел на Лили Луну.
— И давно ты… с Фредом Уизли?
Лили задохнулась на полуслове. Она не ожидала такого вопроса.
— С прошлого года, наверное… — вслух размышлял Бобби. — Да, где‑то в сентябре я заметил это первый раз… И всё это время ты говорила… что любишь меня… Ах ты [прим. Ученого Кота: абсолютно непечатное, магловское выражение, которое воспитанный джентльмен никогда не применит к даме] !..
Читатели, Ученый Кот скорбит вместе с вами.
Более того — он всё понимает. Он не хотел писать это бранное слово — как Роберт Грейнджер, в общем, не хотел его произносить; он пожалел о том, что сказал, мгновенье спустя. Позже он готов был отдать весь остаток своей жизни, чтобы остановить это мгновенье. Чтобы не случилось того, что произошло!
Он беспомощно смотрел, как меняется лицо Лили Луны — оно отрешается, отдаляется… Навсегда…
Ученый Кот всё понимает. Я прожил на свете больше пятисот лет, и прекрасных лет, и знал многих достойных кошек… Но сколько бы я ни дал, чтобы вернуть тот день из моей глупой ранней юности, когда я был
безрассудным, безмозглым котенком! Когда я сказал Ей, увидев Ее в обществе того похабного рыжего кота…
И потерял Ее навеки…
Пятьсот лет прошло, но я Ее помню!
…А затем Лили молча повернулась и ушла.
Бобби долго смотрел ей вслед.
Ученый Кот все понимает. Воистину святой должна быть женщина, чтобы выдержать Бобби Грейнджера с его острым языком и тяжелым характером, со всеми его заскоками и неприятностями.
Увы!
Бобби долго смотрел вслед Лили, затем развернулся и пошел к холлу Хогвартса.
Больше всего на свете он хотел молча, в одиночку побродить в лесу. Там его всегда отпускало…
— Грейнджер, стоять!
Бобби обернулся.
В холле стоял Фред Уизли с каменным лицом, за ним — его друзья.
— Я тут видел в туалете Плаксы Миртл Лили Луну… Она заперлась там и плачет. Что ты ей сказал?
Бобби молча пошел на выход.
— Стой!
Бобби остановило, как пружинкой притянув ко Фреду. Фред опустил свою палочку. Невербальное останавливающее.
— Плакса Миртл мне кое‑что рассказала… Как ты ее назвал?
Народу на дворе, привлеченному сплетнями очевидцев, прибывало. И симпатии их были на стороне Фреда — ведь Бобби оскорбил его девушку.
Тем более, дочь профессора Поттера. Вряд ли Бобби надеялся завоевать симпатии школы, оскорбляя дочь одного из ее учителей. И самого популярного учителя.
Собственно говоря, у Бобби не было в этой школе ни единого друга.
Буллер стоял рядом с Фредом с каменным лицом. Он тоже слышал, как Бобби обозвал студентку с его факультета.
— У тебя грязный язык, Грейнджер, — сказал Фред.
Народ подходил ближе, и горячо сочувствовал Фреду и Лили.
— Грязный язык. Раньше за такое окунали в деготь и валяли в перьях. А теперь…
— А кто мешает нам сделать это теперь, Фред? — спросил Олливандер и улыбнулся.
Народ взвыл от восторга и приготовился им помогать.
Перенесемся, читатели, из запертых и душных школьных стен на свежий воздух!
Аппарируем на просторы лета, в вольный город Лондон, на безлюдную маленькую улицу, залитую июльским солнцем.
Эта улочка, скорее даже тупичок, столь мала и незаметна, что ее найдешь не на любой карте. Крошечный отрезок Лондона, с узкой мостовой, по бокам которой стоят, тесно прижатые друг к другу, несколько десятков домов. Эта улица не так проста, как кажется, читатель, на ней стоит еще один дом — знайте о нем, даже если пока мы его не видим…
Абсолютная тишина улицы нарушилась хлопком и звуком шагов.
В начале мостовой появился пожилой джентльмен с обвислыми усами; он вздохнул, обмахнул себя платком и сощурился, шепотом считая про себя дома; затем он вытащил из кармана карту и взглянул на нее.
За джентльменом следовал неприветливый молодой человек лет шестнадцати–семнадцати.
Джентльмен откашлялся и шумно, словно морж, вздохнул.
— Это здесь, Роберт, — изрек он. — Надо пройти еще два дома…
— Как скажете, профессор Слагхорн, — ответил тот, кого звали Робертом.
Профессор Слагхорн вздохнул в третий раз и печально уставился на спутника.
— Роберт, я еще раз говорил с Муфалдой, всё бесполезно. В Вашей просьбе о досрочной сдаче ЖАБА отказано. Мне искренне жаль…
— Право же, не стоило Вам так беспокоиться, я этого ждал. Но благодарю Вас за труды…
— Мадам Малфой даже говорила с министром, он ответил: не вижу причин для особого разрешения, у вас, что ли, чрезвычайная ситуация? Почему он не может сдать ЖАБА в конце седьмого курса, наравне со всеми? Отучится еще год, только полезнее… Не ждете же вы, чтобы я ради него одного собирал экзаменационную комиссию…
— Мадам Малфой очень любезна, — отозвался Роберт.
Слагхорн на минуту запнулся, а затем решительно продолжил:
— Мадам Малфой была счастлива быть в чем‑то Вам полезной, она давно хотела оказать Вам услугу. Когда я попросил ее поговорить с министром, она была счастлива, что речь идет о такой малости. Видите ли, мадам Малфой считает, что она в долгу перед Вашей семьей, Ваш отец однажды оказал ей огромное одолжение…
Бобби кивнул, не желая дальше слушать.
— И поэтому, когда ее разговор с министром прошел неудачно, мадам решила быть полезной хоть в чем‑нибудь и дала нам эту замечательную рекомендацию. Она давно дружит с директором института, синьорой Забини.
