Оге, который к вечеру совсем было загрустил, вдруг встрепенулся и предложил выпить вина за скорейшее выздоровление Корделии. Его предложение встретили с энтузиазмом; из поклажи извлекли бурдюк с вином, который и пустили по кругу. Глотнув из него в свою очередь, Грэм удивленно мотнул головой — вино было бархатистое и терпкое, ароматное и сладкое, такого ему не приходилось пробовать много лет.
— Вот это да! Ну и вино, неужто стащили из королевского погреба?
К его удивлению, в обращенном на него взгляде Ванды мелькнуло беспокойство.
— С чего ты взял — про королевский погреб?
Грэм пожал плечами:
— Слишком хорошо для любого другого погреба, вот и все. А что? Неужто угадал?
— Ты так хорошо разбираешься в винах? — холодно спросил Ив, забирая у него бурдюк и прикладываясь к горлышку.
— Вообще-то нет… Да в чем дело? Вы и вправду его стащили?
— Представь себе — нет, — отрезал Ив. Встряхнув опустевший бурдюк, он с некоторым сожалением отбросил его в сторону и встал. — Давайте, что ли, спать. Темнеет…
Караулить Грэму снова выпало под утро. Засыпая в шатре под мирное сопение Оге, он думал о том, что вот сейчас, в эту самую минуту, Ив сидит рядом с Вандой и, наверное, по своему обыкновению молчит, дубина стоеросовая. А может, и не молчит, может, они тихонько вспоминают дни детства… общие игры… общую беду, их настигшую.
Миновала еще одна ночь, потянулся еще один мучительный день. Затем еще одна ночь и еще один день… Каждое утро начиналось с того, что Ив уходил к ручью, раздевался по пояс и, невзирая на холод, — даже смотреть на него было зябко, — тщательно мылся. Потом там же, у воды, так же тщательно брился. Оге каждый раз подшучивал над ним, уверяя, что он уделяет своей внешности больше внимания, чем девица на выданье, но Ив его насмешки игнорировал. По-видимому, в его правилах было не распускать себя ни при каких обстоятельствах. Это было весьма похвально; Грэм готов был преклониться перед его силой воли, но самому ему было лень каждое утро истязать себя бритвой; и он медленно обрастал щетиной, такой же белой, как и его шевелюра. Рыжий Оге с бритвой тоже не очень дружил, но у него и бородка была еще юношеская, реденькая — так, не бородка, а одно название.
После утреннего туалета компания завтракала, затем все расходились по своим делам — а вернее, начинали маяться бездельем. Чем дальше, чем мучительнее было Грэму смотреть, как Ванда, сама не своя, ходит кругами по лагерю или сидит, скорчившись, на камне, с таким видом, будто вот-вот расплачется. Однажды он не выдержал и подошел к ней, когда она сидела вот так, подтянув к себе ноги и обхватив руками колени.
— Что тебя тревожит? — спросил он без всякого вступления. — Что вас всех тревожит?
— Мы теряем время, — вздохнула Ванда, глядя на него прозрачными серыми глазами. — Дни идут, а мы тут застряли.
— Что за беда с вами случилась?
— С нами никакой беды не случилось. Если не считать раны Корделии…
— Тогда с кем?
Ванда помотала головой.
— Не спрашивай.
— Почему? Я хочу тебе помочь.
— Что тебе за дело до этого? Я наняла тебя только до касотской границы, дальше мы пойдем одни.
— Ванда, — тихо сказал Грэм. — Ведь я остался с вами не из-за денег.
— А из-за чего?
Из-за тебя, — хотел было сказать он, но вовремя прикусил язык.
— Я скажу, что я вижу, — проговорил он медленно. — Я вижу четверку очень молодых, очень наивных людей, которые намерены залезть прямо в пасть тигру; при этом только один из них полностью сознает опасность положения, в котором они очутились; и только он один — закаленный и привычный к трудностям воин, а остальные трое — избалованные дети, впервые вырвавшиеся из-под опеки мамы и папы, в глаза не видевшие ни одного мертвеца и не умеющие ни постоять за себя… ни убить человека.
Слушая его, Ванда медленно краснела.
— Это я — избалованный ребенок?
— И ты в том числе.
— Вообще-то, я умею постоять за себя, — гневно сказала она.
— Сомневаюсь.
— Да ты… ты… Сейчас я тебе покажу! Защищайся!
Ванда вскочила на ноги и, выхватив из-за пояса кинжал, попыталась дотянуться им до Грэма, балансируя на округлом камне. Грэм даже оружия доставать не стал — одним быстрым движением он схватил девушку за запястья, с силой завел ее руки за спину и прижал к себе. Ванда пискнула и замерла — чтобы не свалиться с камня, ей пришлось встать на носочки, и она оказалась нос к носу с Грэмом.
— И что дальше? — спросил он насмешливо. Еще одно небрежное движение — и Ванда, охнув от боли, выронила кинжал.
— Отпусти! Мне больно!
— Касотцу ты скажешь то же самое?
— Касотца я так близко к себе не подпущу.
— Он и спрашивать не станет, — возразил Грэм — и вдруг осознал, что лицо Ванды находится в полудюйме от его лица, и он чувствует на коже тепло от ее дыхания, что волосы ее касаются его щеки, и что грудь ее упирается в его грудь… Он так и вспыхнул, и отпустил ее так резко, что она покачнулась и едва не свалилась с камня.
— Ну ты и грубиян, — сердито сказала Ванда, растирая запястья. — Ты со всеми девушками так обращаешься?
— Нет, только с теми, которым хочу помочь.
— Все равно ты не сможешь.
— Я хотя бы попытаюсь.
— Ну ладно, кое-что скажу, — Ванда спрыгнула с камня и встала рядом с Грэмом. Теперь она едва доставала ему до плеча, и смотрела на него снизу вверх, но это ее нисколько не смущало. — Видишь ли, мы ищем моего брата.
— А что с ним случилось?
— Точно не знаю. Но полагаю… то есть, Ив полагает, что он в плену у касотцев.
— И поэтому вы идете в Касот?
Ванда кивнула.
— Почему ты думаешь, что твой брат там? — удивился Грэм. Шла война, и ничего странного в том, что кто-то угодил в плен, не было. Странности были в другом: первая заключалась в том, что пленника увезли в Касот; а вторая — в том, что его пошли искать, и искать целенаправленно. — Прости, но я не совсем понимаю… сотни, тысячи людей погибают и попадают в плен, но далеко не всех из них разыскивают по всему королевству сестры. Да и откуда уверенность, что он именно в плену?
— Есть сведения, что он в Касот, — уклончиво ответила Ванда. — Вот и все, что я могу тебе сказать. А остальное тебя не касается.
— Значит… значит, Ив отправлен командованием на его поиски?
— Нет. Это… это сложно объяснить, но… никто не знает, что мы его ищем.
— Так Ив — дезертир?! Вот почему у него нет нашивок…
— Не вздумай сказать ему такое в глаза, — предупредила Ванда. — Официально он числится дезертиром, да… но вообще-то… я же говорю, это сложно объяснить. Да и не хочу я.
