— Чуют запах битвы, — иронизировал Мастер. Шла ночная вахта, и тезки стояли у штурвала вместе.
— Потому ты и остановил тогда наших спутников, брат? Нам надо копить силы, — спросил Камиль.
— Не только потому. Что нам чести избивать неосмысленных, недавних жертв?
Водитель Караванов почуял на плече длиннопалую руку и вздохнул. Тьма кругом, тьма и безгласность: спит арфа, немые тучи над головой набухают дождем и бурей, ни луны, ни звезд наверху, только и есть в этом мире, что почти невидимое прикосновение друга.
… Наутро снова поток вынес перед ними остров — уныло плоский, только что не ниже уровня моря, оцепленный кругом рукотворной колючкой. Рассматривали его попервоначалу с палубы. По усыпанному щебнем периметру на скорости кружили огромные пегие животины отвратительного вида: то серые с буро-черными пятнами, то желтовато-белые в коричневую крапину. Они не были похожи ни на шакалов, ни на гиен, ни на обычных собак или свиней — но тем не менее, были и тем, и другим, и многим еще. Задницы их проросли хвостами, вдоль хребта встала дыбом клочковатая и жесткая шерсть, белесо-красные глазки были одновременно свински тупыми — и злобными, как у бешеного пса. Клыки в пасти так остро наточены, что посверкивали, как железные, передние лапы кончались когтями, задние — подобием раздвоенного копыта. Зловонная слюна капала наземь с высунутых языков, и смрад из пасти был достоин в равной степени помойки, хлева и густонаселенной курной избы.
— Как я понимаю, это предшественники наших вчерашних знакомцев, которые уже выросли и заматерели, — процедил Барух. — Что ты думаешь по этому поводу, Субхути?
— Я вижу здесь куда более достойное приложение для моего посоха, чем вчера, — хладнокровно ответил тот, и по его лицу юного аристократа пробежала гримаса. — Но мне нужен повод для насилия и вмешательства.
— Аллах! Да поглядите прямо перед собой — туда, за изгородь, — не выдержал Майсара. — Какого еще повода вам надобно?
За проволокой вплотную стояли люди. Полуголые, похожие на свою собственную тень, туго обтянутые своей сухой кожей и в клочьях сопревшей одежды. Со слабо мерцающим взглядом и выступившими скулами и ключицами. Среди них ясно выделялись ребятишки. Не только ростом — они смотрели куда более живо, глаза взрослых были уже обессмыслены страданием. Всех их было набито внутри так плотно, что и умирая, они не могли лечь наземь и стоя превращались в скелеты.
— Это те из пленников, кто с самого начала не был способен есть человечину, — полуспросил Камиль у брата.
А Камилл ничего не сказал, кроме одного:
— На этот раз наших скакунов берем с собой. Как я понял, они отнюдь не трусливого десятка.
Шлюпку бросили на мелководье и в два прыжка достигли береговой полосы. Еще задолго до этого круговое движение замедлилось, хотя и ненамного: свинопсы были подслеповаты. Зато теперь, непосредственно почуявши противника, они напрочь остановились и воззрились на Странников. Сзади набегали новые особи, грудясь на узкой твердой полосе перед отрядом, пока не сбились в один плотный зубастый ком, ощетинившийся шерстью. Мерзкий звук, долгий и скрипучий, режущий уши и утробный, нарастал внутри кома; пасти оскалились, уши прижались к черепу, клыки задрались наверх, как бивни, когти высунулись наружу из как бы кошачьих пазух на передних конечностях.
— Как называют твой меч, брат мой Камиль? — воскликнул вдруг Мастер, и его голос молнией пронесся сквозь вой и скрежет зубовный.
— Зульфикар — Рассыпающий Пламенные Искры! — крикнул Камиль в ответ.
— Так что же ты? Покажи им его огонь!
Чуть позади юного Караванщика Субхути, решившись раз и навсегда, перехватил покрепче свой посох, Барух, ни мига не промедлив, выхватил из ножен шпагу и пришпорил белого лошака. Майсара, положив на правое плечо саблю, левой похлопывал по спине удалого Хазара — вид у обоих был торжественный.
Камиль набрал в грудь побольше воздуха, сжал коленями бока Дюльдюль и поднял клинок над головой:
— Не подведи, красивая моя!
Увидя решимость чужаков, передние псокабаны развернулись строем и пошли на них. И уже накатывался первый вал, когда Зульфикар затрепетал в руке Камиля, посылая живое тепло в его руку: то ли Караванщик отдавал всего себя мечу и сражению, то ли сам клинок раскалялся и дрожал от нетерпения впиться в горло противнику. Пламя заструилось по извилистому лезвию. Камиль взмахнул им и резко опустил руку — клинок прошел через туловище ближайшего зверя почти без усилий, как будто был лучом света, и даже не замутился кровью. Тот упал, но сзади напирала новая волна. Точно крысы, подумал Камиль. Меч опускался и поднимался помимо его воли, чудища скатывались в морскую воду; по бокам Камиля стояли Странники и тоже разметывали толпу хищников. Свистела сабля Майсары, с тупым стуком посох обрушивался на чугунные черепа, беззвучно прореживало ряды жало шпаги.
А Мастер стоял позади их всех, безоружный. Лицо его окаменело и напряглось, вспухла и запульсировала на лбу темно-синяя жила, а глаза сияли так, что и самих Странников наполнило это свечение. «Как это я их всех вижу, — удивлялся Камиль, — то ли оборачиваюсь проверить тылы».
Ряды тварей, наконец, поредели, попятились в страхе. До них дошло, что уцелеть они не смогут, однако и деться было, похоже, некуда. И вот последний, девятый вал ринулся вперед, перекатился, погребая под собой и пришельцев, и их животных сразу: Майсару, Камиля и Биккху, Арфиста и Мастера — всех.
— Брат! Архитект! — отчаянно и пронзительно закричал из-под низу Камиль, чувствуя, что вот-вот они пропадут пропадом. Он чувствовал, как его мулица брыкается и лягается из лежачего положения, рядом так же молча боролись оба остальных скакуна — всем, кроме него, ужас сковал рты.
И тут отважная Дюльдюль заорала победной трубой, отчаянно и дерзновенно. Тогда, под Деревом, она проявила себя не совсем с лучшей стороны и жаждала как следует отыграться. Другие боевые скакуны тоже влили свои голоса в хор. Их рев нарастал, становился почти музыкальным, издали в него вступила арфа Баруха, и ее звон глушил уши, переходя с вибирующе низких на нестерпимо высокие тона. Свинособаки ощерились и еще больше прижали уши: кажется, им хотелось прикрыть их лапами, но тогда бы они остались почти что беззащитны перед железом. Наступательный азарт был потерян окончательно. Скоты в панике отхлынули, приподнялись над щебнем — и растворились в воздухе, лопаясь наподобие мыльных пузырей: с некоторой задумчивостью и пахучими брызгами.
Воители вставали на ноги, отряхивались, трясли гривами и выбивали шапки о колено. Все… кроме Мастера.
