И — невероятно — золотистая паутинка заколыхалась, словно бы в сомнениях. Быть может, удастся с ней договориться, как и с костюмом?
— Позволь мне помочь ему, пожалуйста, — тут же продолжил Джул, изо всех сил сохраняя спокойствие в мыслях, — обещаю: я не буду никак воздействовать на его разум. Принуждать его к чему-либо или внушать образ мыслей, который ему несвойственен. Я всего лишь немного приглушу эти воспоминания. Мы все неоднакратно переживали эти вещи и страдали из-за них. И от того, что их сейчас пропустит через себя твой хозяин, лучше не будет никому.
С минуту золотистая паутина, казалось, раздумывала. После чего в ней появилась небольшая прореха. Словно бы та дозволяла небольшое воздействие. Совсем небольшое.
Джул действовал мгновенно, не теряя ни одной драгоценной секунды. Массируя напалечниками место, где паутинка ненадолго уступила, он принялся вливать в мозг Дэмиена энергию, которая заставляла воспоминания стареть и тускнеть. Теперь, когда он будет думать об этом, ему будет казаться, что прошла уже аквота-другая. Будет больно, будет горько, но уже не так невыносимо. И не будет такой выжигающей душу ненависти. Когда Джул ошупывал мозг Дэмиена в первый раз — то не мог нарадоваться тому, насколько это существо чисто, наивно и верит в добро. Насколько ему не наплевать на других, настолько он верит, что помочь можно всем и каждому.
Но то, что он узнал вчера, навсегда оставит в его душе шрам. И от него уже никуда не деться, ибо раны, нанесённые разуму, могут кровоточить всю оставшуюся жизнь. И всё, что сейчас мог сделать Джул — это помочь шраму зарубцеваться как можно быстрее.
Прошёл целый час, прежде чем золотистая паутинка решила, что оказанного влияния достаточно, и вновь закрыла разум своего хозяина. Но Джул успел сделать немало. Хотя и этого было недостаточно. Основной ментальный бой с Дэмиеном был впереди. И сделанное Джулом могло лишь гарантировать, что бой не будет проигран в самом начале. Дальше же всё зависело от владыки Йегероса.
* * *
Очнулся я хоть и не в своей комнате, но все же в подозрительно знакомом помещении. Чуть приоткрыв глаза, я вспомнил это место. Лаборатория Джула, ну конечно. Вот только как я сюда попал? Вспомнить оказалось на удивление не так просто. Нет, я помнил сиротский приют, игрушки, призраков, которых сумел увидеть благодаря магии слёз… Но, казалось, что всё это случилось несколько месяцев назад.
Вставать не хотелось. Хотелось внутренне собраться, привести мысли в порядок. Я уже не знал, что мне делать. Я чувствовал себя собачкой на очень длинном поводке. На таком поводке хозяин может позволить своей подопечной многое. Но при этом он никогда её не отпустит. Так и я с рано. Из-за своей уникальности я могу творить любые бесчинства — и мне всё будет сходить с рук. Но поводок никогда не разорвётся. Меня снова и снова будут возвращать, лечить… как бы они ни ненавидели меня за то, что вынуждены ради этого унижаться перед тем, кого в обычных условиях они бы за малейший вяк пустили бы на сапоги, они всё равно будут делать это.
— Дэмиен, может быть, ты уже изволишь встать? — спросил меня чей-то голос, — последний час я только и делал, что слушал твоё дыхание. И, судя по тому, что последние полторы минуты ты сопел в полтора раза громче, вывод напрашивается сам собой.
Поняв, что скрывать факт своего пробуждения мне больше не удастся, я нехотя поднялся с лавки. Встречал меня из мира сновидений, как ни странно, Йегерос. Но, что было ещё более странно, в помещении он был один. Не было телохранителей, которые практически никогда не оставляли меня одного. Не было Аламейко, всегда верной тенью скользившего за своим Владыкой. Даже Джул изволил куда-то сгинуть.
— Вы оказываете мне слишком много чести, геом Йегерос, — сказал я, разглядывая правителя, — мне кажется, город нуждается в вас больше, чем я.
— Мне это известно. И именно поэтому я здесь, — веско ответил Йегерос, — ведь в тебе мой город нуждается не меньше.
— Я уже, кажется, говорил, что меня больше не интересуют нужды города, — глухо ответил я, отвернувшись, — и готов повторить это ещё раз. Вы могли убить меня, пока я был без сознания. Могли вышвырнуть за пределы города. Но по какой-то причине вы не сделали ни того, ни другого. Благородно, хотя и совершенно бесполезно. Это ничего не меняет!
— Я бы и не стал ожидать от тебя благодарности за то, что на нашем месте сделал бы любой, — невозмутимо ответил Йегерос, — ты слишком уж плохого о нас мнения, если думаешь, что мы стали бы поступать так с беспомощным гостем.
— Да что вы говорите? — вскинулся я, — с теми сиротами вимрано вы, однако, поступили совсем не так. Мне удалось увидеть их предсмертный час. И это, знаете ли, совсем не способствует тому, чтобы я стал относиться к вам иначе.
— Ну, сделать подобный вывод о том, что всё происходило именно так, ты мог бы и сам, — невозмутимо возразил Йегерос, — здесь, и в самом деле, нечем гордиться, чтобы лишний раз проговаривать подобные вещи вслух. А вот о том, что ты вообще УМЕЕШЬ такое видеть, мне хотелось бы поговорить подробнее…
— Йегерос, вы — наглец, которых я ещё не видывал. После того, как я вам ясно сказал, что не желаю иметь с вами никаких дел, вы смеете требовать от меня поговорить о моих видениях? Да это последняя вещь, о которой я с вами стану разговаривать!
— Прискорбно прошу меня простить, владыка, но вы всё делаете неправильно, — раздался голос сзади, и я, к своему удивлению, узнал Агера, — вернее, говорите вы всё правильно — но невовремя. Увидеть такое — это всегда тяжело и больно. Бесследно не проходит. Этому нужно позволить выйти. Как угодно: в ярости, в слезах, в хорошей схватке. Ярость я практиковать не буду: мне противопоказано, товарищи свидетели. Слёзы — это больше по бабской части. Остаётся хорошая схватка. Так что вставай, чешуйка, мы идём в место, где ты будешь вытрясать из меня пыль.
— Я сейчас не в том настроении, чтобы драться честно и по правилам, — прошипел я, чувствуя неприязнь к рано, который без конца унижал меня и насмехался надо мной, остро, как никогда, — я тебя на куски порву.
— Это хорошо! — неожиданно сказал Агер, — это очень хорошо, что ты так хочешь поколотить меня. Удеживай в себе это чувство, не позволяй ему пропасть. И, увидишь, скоро тебе полегчает…
Глава 3.6
Глава 6. Ярость воды и спокойствие духа.
Через несколько минут мы пришли в достаточно странное место. С одной стороны, это была вроде как помещение, ибо над нами был потолок. Хотя и достаточно высокий. С другой стороны — это одновременно была и часть двора, ибо под ногами была сухая пыльная земля. Впрочем, почему это должно быть удивительно? Если это — площадка для тренировок, в условиях острого дефицита воды делать здесь какой бы то ни было искусственный пол — бесполезная трата ресурсов.
— Ну что ж, — Агер, шедший впереди меня, подошёл к своему краю помещение, которое по размерам было вполне сопоставимо со средним школьным спортзалом, обернулся и встал в боевую стойку, — начнём, дружок. Признаться, очень давно мне хотелось переведаться с тобой в бою и посмотреть, на что ты способен.
— Ты рискуешь этого не пережить, — честно предупредил я, занимая свою позицию, — это твой последний шанс.
— Если после моего убийства ты успокоишься и продолжишь снабжать город водой — я готов на это пойти, — невозмутимо сказал Агер. И сказано это было голосом, который заставлял испытывать неподдельное уважение. Вне всякого сомнения, Агер знал, сколько стоит жизнь, очень любил и ценил её. Но при этом ради того, чтобы другие жили дальше, он отдаст её без малейшего сомнения. Такую силу воли стоит ценить… и стоит опасаться.
— Начнём же, — сказал Агер. Нас разделяло примерно тридцать шагов. Альбинос бросился ко мне, и я только сейчас заметил, что он снял с себя обувь. Вероятно, в схватке ему было проще без неё.
