— Все равно стоит попытаться, а если у меня ничего не получится, можно вернуться позже и проникнуть через заднюю дверь.
— Может, стоит использовать доску, — предложил Эндрю. — Есть у меня одна подходящая. Алиса ногой придавит ее к скале, и ты поползешь по ней. Это будет не так уж легко, но у меня также есть небольшой ломик, который тебе поможет.
— Ну, значит, точно стоит попытаться. — Я старался, чтобы мой голос звучал бодро, хотя на самом деле никакой уверенности в успехе не ощущал.
На том и сошлись, и Алиса вроде бы настроилась мне помочь. Эндрю принес со двора доску. Однако стоило нам открыть заднюю дверь, как выяснилось, что снова разразился снежный буран. Эндрю покачал головой.
— Это чистое безумие — идти туда сейчас. Такой буран достоин самого Голгофа. На холмах глубокие сугробы и кто знает, что еще. Можно заблудиться и замерзнуть насмерть. Нет, лучше подождать до утра. Не беспокойся. — Эндрю похлопал меня по плечу. — Мой брат, как тебе хорошо известно, владеет искусством выживать. А иначе он так долго не протянул бы.
Над лавкой было всего две спальни, в одной спал Эндрю, в другой Алиса, поэтому я устроился на диване в гостиной, завернувшись в одеяло. Огонь в камине погас, и стало сначала прохладно, а потом и вовсе холодно. Не сосчитать, сколько раз я просыпался в ту ночь. Когда проснулся в последний раз, сквозь занавески уже пробивались первые лучи рассвета, и я решил встать.
Я зевнул, потянулся и немного походил по комнате, чтобы размяться. И тут я услышал, как кто-то трижды стукнул в окно лавки.
Я вошел в лавку, залитую отраженным от снега светом. За ночь вокруг дома выросли сугробы, снег доходил до самого оконного карниза. И вот как раз на нем к стеклу был прислонен черный конверт, расположенный таким образом, что я мог разглядеть надпись. Он был адресован мне! Не иначе как от Моргана.
Мне жутко не хотелось прикасаться к нему, но потом я сообразил, что скоро на улицах появятся прохожие и кто-нибудь может заметить его и даже взять и прочесть. Еще не хватало, чтобы в курсе моих дел оказались чужие люди.
Переднюю дверь открыть не удалось, так сильно ее завалило снегом. Пришлось выйти через заднюю, открыть ворота и обойти дом. Уже собравшись нырнуть в сугроб, я заметил одну странность — нигде вокруг не было никаких следов. Поверхность огромного сугроба выглядела ровной и гладкой. Как же письмо оказалось на карнизе?
Чтобы добраться до письма, мне пришлось проделать в снегу глубокий ход. Я снова обогнул дом, вошел в кухню, вскрыл конверт и прочел письмо.
Я буду на церковном кладбище Святого Георгия, к западу от деревни. Если желаешь добра своему отцу и бывшему хозяину, не заставляй меня ждать. И не вынуждай меня приходить к тебе. Тебе это не понравится.
Морган Г.На предыдущем письме я не обратил внимания на подпись, но сейчас она бросилась мне в глаза. Он что, сменил фамилию? Заглавная буква его фамилии должна быть X — от «Хёрст».
Я в недоумении сложил письмо и сунул его в карман. Мелькнула мысль разбудить Алису и показать письмо ей. Может, даже имело смысл взять ее с собой. Однако кого-кого, а Моргана она меньше всех хотела бы видеть; она ведь и ферму «У пустоши» покинула потому, что не могла больше выносить его. К тому же я не мог рассказать Алисе все, даже если бы захотел: из страха перед Морганом и тем, что он мог сделать папе. И если уж быть совсем честным, я боялся и того, что он может сделать мне. Обладая такой властью, он был по-настоящему опасен, и я не решался его ослушаться. Поэтому я надел плащ, взял посох, вышел и зашагал прямиком на церковное кладбище.
Старую церковь почти скрывали растущие вокруг тисы. Судя по надписям на некоторых надгробиях, хоронили тут еще столетия назад. Моргана я заметил издалека — силуэт на фоне серого неба. Облокотившись на свой посох и от холода натянув на голову капюшон, он стоял в самой новой части кладбища, где покоились умершие сравнительно недавно.
Поначалу он как будто не замечал меня, склонив голову к какой-то могиле и закрыв глаза, словно молился. Я тоже перевел взгляд вниз — и удивился. Кладбище было примерно на фут засыпано снегом — ночной буран постарался, — но на этой могиле снега не было совсем. Просто прямоугольник сырой почвы, как будто похороны были только что. Я оглянулся, но нигде не увидел ни лопаты, ни других инструментов, с помощью которых можно было очистить могилу от снега.
— Прочти надпись на камне! — приказал Морган, впервые взглянув на меня.
Я так и сделал. В одной и той же могиле друг над другом лежали четыре тела — так принято в Графстве: и места на кладбище больше, и родственники не расстаются даже после смерти. Мать и трое детей. Дети умерли около пятидесяти лет назад в возрасте двух, одного и трех лет, однако мать умерла недавно, и звали ее Эмили Бернс. Одна из женщин Ведьмака, он увел ее у собственного брата, священника, отца Грегори.
— У нее была нелегкая жизнь, — заговорил Морган. — В основном жила она в Блэкроде, но, поняв, что умирает, перебралась сюда, чтобы провести последние месяцы с сестрой. Потерять троих детей вот так, одного за другим — это разбило ей сердце. Даже спустя столько лет она не оправилась. Правда, четверо других выжили. Двое обзавелись семьями, работают в Горвиче. Старший десять лет назад покинул Графство, и с тех пор о нем нет ни слуху ни духу. Я седьмой и последний…
Прошло несколько мгновений, прежде чем до меня дошло. Я вспомнил, что Ведьмак говорил ему в спальне Хёрстов: «Я заботился о тебе и заботился о твоей матери. Когда-то я любил ее, как тебе прекрасно известно…»
И еще я вспомнил, что, подписывая письмо, Морган поставил заглавную букву Г.
— Да, — сказал он. — Вскоре после моего рождения отец оставил семью. Он не был женат на моей матери. Она не носила его фамилию. Однако я взял ее.
Я изумленно смотрел на него.
— Да. — Он мрачно улыбнулся. — Моя настоящая мать — Эмили Бернс. Я сын Джона Грегори.
— Он бросил нас, — продолжал Морган, устремив взгляд вдаль. — Бросил своих детей. Отцу не пристало так поступать, согласен?
Мне хотелось защитить Ведьмака, но я не находил слов. И промолчал.
— Правда, деньгами он нас снабжал исправно, надо отдать ему должное. Какое-то время мы держались, но потом у матери стало плохо со здоровьем и она перестала справляться. Нас пристроили в другие семьи. Мне не повезло — я попал к Хёрстам. Однако, когда мне исполнилось семнадцать, отец забрал меня и сделал своим учеником.
Я был очень счастлив — какое-то время. Я так долго мечтал об отце, и вот он оказался рядом. Я изо всех сил старался угодить ему, правда старался, в особенности поначалу. Но видимо, не смог забыть, как он обошелся с матерью. Со временем я начал видеть его насквозь. Спустя три года он стал повторяться. Я уже научился всему, что знал он, и много чему еще. И понимал, что могу быть лучше, сильнее его. Я седьмой сын седьмого сына седьмого сына. Трижды семь.
