Маг был уверен в обратном.
— Зато полезным. — Веревка разделяла уверенность Мага по этому поводу.
Изучать грязеедов было занятием не для брезгливых, но в Маге, наконец, проснулось любопытство. Неужели искра способна к творчеству даже на самых ранних стадиях развития? Естественно, оно было неосознанным — ведь люди не могли видеть его результатов. Но, может быть, его видела сама искра — тогда как это проверить? Маг пересчитал вьющихся над селением тварей и стал наблюдать. Они, несомненно, питались дурной энергией, выделяющейся при вспышках в людях дурных чувств. Они, несомненно, провоцировали выделение этой энергии. Однако, пересчитывая их после каждой вспышки, Маг обнаруживал, что их количество оставалось неизменным.
— Нет, так мне ничего не узнать, — подвел он итог, пронаблюдав за поселением несколько местных дней.
— Значит, моя мысль не подтвердилась? — приуныла Талеста.
— Вовсе не значит. — Маг сказал это не для ее утешения, он чувствовал, что находится на правильном пути. — Я уже выяснил кое-что интересное.
— Что?
— Люди не видят грязеедов, но ощущают их как-то иначе. По названиям, которые они дают своим ощущениям, заметно, что они угадывают цвет вызвавшего их грязееда. Зеленая тоска, желтая зависть, багровая ярость… и, конечно, худшие их разновидности — черные. Они наиболее свирепы и прожорливы.
— Но тебе не удалось заметить, могут ли люди создавать их?
— Возможно, я слишком мало наблюдал за ними. Если бы новые грязееды появлялись так часто, их здесь было бы гораздо больше. Возможно, искра вновь созданных людей недостаточно развита даже для того, чтобы создавать грязеедов, и лучше было бы понаблюдать за теми людьми, кто остался после наводнения. Может быть появление новых тварей связано не с выделением грязи, а происходит как-то иначе. Исследование только началось, веревочка.
— И что ты будешь делать дальше? — взбодрилась веревка.
— Вернусь в тонкие миры. Посмотрю в хрониках Акаши, как вели себя прежние люди. Возможно, там я угляжу, чего не заметил здесь или чего нет здесь. Хроники можно просматривать с любой скоростью, а здесь время идет до отвращения медленно.
— Ты не будешь советоваться с Воином?
— Пока нет. — В памяти Мага было еще свежо устроенное Воином наводнение. — Рыжий слишком прямолинеен и тороплив, склонен к поспешным выводам. Я поговорю с ним, когда у меня будут хоть какие-то факты.
Мгновение спустя он уже материализовывался в мире Аала.
Едва он углубился в хроники, как его отвлек вызов. Что-то в последнее время стало слишком шумно жить, подумалось ему.
— Да? — нехотя откликнулся он.
— Ты здесь? — послышался голос Нереи.
Маг подосадовал на себя. Стоило один раз вломиться к ней под настроение, и она, кажется, стала претендовать на какое-то место в его жизни.
— Разве это не очевидно? — недовольно спросил он.
— Я несколько раз вызывала тебя, но тебя не было в доступных вызову мирах. Геласа — тоже. А после этого вызова Императора, о котором все только и говорят, я стала беспокоиться… Можно я приду к тебе?
— Через портал — я у себя дома, — разрешил Маг, удивляясь про себя своей снисходительности.
Пока он вызывал второе кресло, гептаграмма засветилась голубым и в ней появилась Нерея. Он небрежным жестом указал ей на кресло.
Нерея аккуратно села и оперлась на ближний к Магу подлокотник. Ее лицо оказалось совсем близко к его лицу. Он откинулся на спинку кресла, отстраняясь от нее. Нерея заглянула ему в лицо, ее глаза смотрели вопросительно и жалостливо. Она жалела его — этого только ему не хватало!
— Тебе не стоило беспокоиться о нас, — сдержанно сказал Маг. — Если не объявили сбор у колодца предназначения — значит, с нами все в порядке. Больше всего шума обычно поднимается из-за пустяков, как и в этот раз. Просто Император надумал дать нам указания по нашей работе, а мы оба были за пределами обычного вызова. Вот и все.
— Я беспокоилась о тебе. — Он почувствовал на своем лице ее пристальный взгляд. — Гелас не из тех, о ком нужно беспокоиться, а у тебя всегда что-нибудь приключается.
Хорошенькая же у него сложилась репутация — впрочем, он ее честно заслужил.
— Кого-то из нас ты недооцениваешь, Нерея, — усмехнулся он, — а кого-то переоцениваешь. Не думаешь ли ты, что сумеешь выручить меня тогда, когда я не сумею выпутаться сам?
— Ну, даже если я не смогу что-то сделать… иногда можно помочь советом. Или хотя бы сочувствием.
— Сочувствием? — поднял бровь Маг. — Для этого по меньшей мере нужно знать, что я чувствую.
— Но ты можешь высказать мне…
— Зачем? — перебил ее Маг. — Зачем мне хотеть сочувствия?
— От этого становится легче.
— Я не был бы собой, если бы искал, как легче, — отрезал он.
— Да ты… — губы Нереи вздрогнули, — ты просто бесчувственный!
Бесчувственный! Да он не помнил, когда еще ему приходилось перечувствовать столько, как за последнее время. С тех пор, как он связался с этими людьми. Маг устало закрыл глаза и откинул голову на спинку кресла.
— Из твоих слов, Нерея, следует только одно, — он заговорил вполголоса, куда-то в сторону, не заботясь, услышит ли она его, — что это ты не видишь и не находишь во мне чувств. Причем не любых, а тех, которые тебе хочется найти. Не знаю, что можно высказать другому, если нет понимания без слов. Одни пустые звуки, которые каждый понимает по-своему.
— Но ведь можно как-то объясниться друг с другом, договориться, — терпеливо сказала Нерея.
Маг вообще-то предполагал, что она обидится и уйдет. И тогда он снова углубится в хроники. Он приоткрыл один глаз и повернул голову к ней. Ее глаза пристально вглядывались в него — светло-серые, как у него самого.
— Да, именно так, Нерея, — подтвердил он. — Глаза в глаза — и никаких слов. Словами можно сыпать сколько угодно, но если нет понимания — это все равно, что нет любви. Сколько о ней ни говори, она не придет. Сколько о нем ни говори, оно не наступит. Ничего важного словами не передашь, они не для этого.
Он приоткрыл второй глаз, словно позволяя ей заглянуть в себя. Он не верил, что она его увидит. Нерея завороженно смотрела в светлую глубину его глаз, казавшуюся ей бездной, и чувствовала, что он подпустил ее близко, очень близко к себе. Гораздо ближе, чем той ночью. Маг медленно опустил ресницы и только после этого отвел взгляд. Когда он поднял их и снова встретился с ней глазами, он был уже закрыт.
— Бедная девочка, — пробормотал он. — Ты гоняешься за тем, чего нельзя ни вымолить, ни заслужить. Ты гоняешься за тем, до чего можно только дорасти.
