И сейчас, когда народу уже требовались решительные действия правителей, четверо мужчин чувствовали себя, словно юные послушники в женской бане.
Якоб усмехнулся такому неожиданному сравнению.
Все эти семьсот лет их народы разделяла культурная пропасть. Но они ужились, смешались друг с другом. Чему-то научились, что-то забыли…
Теперь их могут расколоть эльфы. И, судя по последним тревожным донесениям о вооружении Подземных и слишком тихом поведении Наземных, они уже начали свою игру. Людям припомнят все обиды. Эльфы злопамятны…
Тремя пальцами Якоб сломал грифельную палочку и сам отправился в покои Ближних. Отдавать приказ о сборе серых в горы Тирин`Шахри — на нейтральную территорию. Приказ об объединении государства людей. Приказ вспомнить, что они — единый народ. Разных национальностей, разных вер и культур. Но сейчас они должны быть едины, если не хотят стать рабами эльфов или быть изгнанными из этого райского мира. Как един любой народ перед лицом врага.
Приказ не касался только Приближенных. А Цепь… Цепь придётся свернуть. И пересчитать серых по номерам.
Это было первое самостоятельное решение Якоба за последние семьсот лет. Сейчас он чувствовал себя стариком, который сделал что-то, но боится гнева детей. А дети будут говорить, что он выжил из ума…
Третий чеканил шаги по пустынной анфиладе, а навстречу ему на смену уже направлялся Четвёртый, Мартин. Увидев странную решимость Якоба, он посторонился, хотел уточнить, какое дело привело его в такое состояние. Но передумал. Третий проследовал мимо, понимая опрометчивость своего намерения.
Его попытка единоличного правления скоро приведёт к расколу в правящей коалиции серых.
Ближние не выразили удивления приказом, оценили его важность и принялись выполнять. Якоб спустился в общую залу, смотревшую окнами на ночной океан. Здесь горели всего две свечи. Одна стояла у входа, возле второй сидел Йорген, Первый. Вильхельм, Пятый, предпочёл остаться в тени. Третий замер у дверей.
— Pax Vobiscum![37] — приветствовал он остальных.
— Как она? — прохрипел Йорген.
Тот неопределённо пожал плечами:
— Без изменений.
— Подземные объявили войну! — не выдержал Пятый. — Официально. Они требуют, чтобы мы ушли… в мир Разных. Или сдались им в качестве рабов, — в голосе слышалась паника.
— Якоб, у тебя есть предложения?.. — хриплый бас Йоргена сорвался, заставив закашляться.
Третий остался спокоен. Даже расслабился. Это его и выдало.
— Я смотрю, у тебя есть предложения, — шёпот Первого чуть не задул свечу.
— Друзья мои! — провозгласил Якоб, уже готовясь к их реакции. — Только что я дал приказ всем серым собираться в предгорья. Там нейтральная территория. Там выживут и наши, и кочевники: все, кто до ухода обитал в горах. А молодняк справится… — он уже не мог остановиться, видя напряжённый, несмотря на кашель, взгляд Йоргена. — Да, нам придётся свернуть Цепь…
— Опять бежать! — Вильхельм грохнул по чему-то кулаком. Предмет деревянно хрустнул.
Якоб продолжил оправдываться:
— Это наш единственный шанс. Оружия слишком мало, оно охотничье. Система оповещения только во сне. Хороши рыцари…
Йорген наконец-то откашлялся и встрял в разговор:
— Я одобряю твоё решение, Третий Властитель. Но мне не по душе, что ты единолично принял его, не посоветовавшись с нами.
Их глаза встретились. С этого момента они стали дуэлянтами.
— Надо допросить Эстелиель, — возник из темноты Вильхельм, чем разрушил их бессловесный спор. — Вдруг Надежда рассказала ей что-то?
— Она не спит уже вторые сутки. Стоит ей задремать — и наши пытки покажутся ей раем… — рассудил Первый. — Ей нельзя давать уснуть.
— А за что её вообще заточили? Кто-нибудь знает? Она всего лишь надоела нашей ведьме рассказами о свободном мире Разных? И её посадили под домашний арест, чтоб к миру привыкала? — вслух рассуждал Якоб. — Бедняжка! Да, считай, ни за что! А если мы пообещаем ей свободу?..
— Вдруг она виновата? — не унимался Йорген. — Она полукровка. Она почти всю жизнь провела в том мире, пусть и в виде статуи. Всё, что мы здесь создавали, всю эту хрупкую гармонию между расами и национальностями она смахнёт в один миг. Что ей наши традиции? Она насмотрелась на иномирян…
— И У НАС здесь за вольнодумство тюрьмой наказывают? — бестелесным призраком по комнате маячил Вильхельм.
— Это не вольнодумство, — грянул Йорген. — Это девочку недовоспитали!
— …И в тюрьму теперь, да! — подытожил Якоб.
Все трое замолчали, тяжело дыша и глядя друг на друга поверх свечи. Огонёк метался меж ними. И потух, притворившись, что его нечаянно задули. Остался уголёк и едкая нить дыма.
— Мы не можем её освободить, пока не выясним её целей, — начал Пятый, когда они переместились к оставшейся свече. — Мы не можем её допросить, так как не стоит давать ей спать. Мы не можем её допросить, бодрствуя, потому что когда Надежда проснётся…
— А почему, собственно, мы не можем её допросить? — встрял Йорген. — Методы Святой Инквизиции ещё никто не отменял. В нашем мире…
Снова повисла тишина. Они ошёломлённо уставились друг на друга. В каждом из них боролись сущности монаха и здорового мужчины, во власти которого оказалась беззащитная девушка.
Вильхельм отпрянул и перекрестился.
Якоб стальным взглядом боролся с пламенем свечи.
Йорген фыркнул и лукаво ухмыльнулся.
Дверь открылась, чуть не слетев с петель. Задыхающийся Мартин выпалил:
— Вторая Властительница умерла!..
Свеча погасла.
* * *
В одном из звеньев на берегу океана Саулей'ра царил переполох: одна из девушек собирала вещи и готовилась к походу к самым ближним, восточным предгорьям; а вторая задумчиво сидела на песчаном берегу, наслаждаясь последним утром, проведённым на океане. Этой девушкой была Двести-Семидесятая, получившая подряд два приказа. Вчерашней ночью ей велели возвращаться в старое звено. Но, согласно новой воле Властителей, всем без исключения серым предписывалось собраться по походной форме и отправиться в самую ближайшую точку предгорий. Серые глаза серой девушки смотрели на океанский рассвет, холодным светлым туманом выползающий из-за горизонта. Она дежурила этой ночью, в беззвёздной тёмной прохладе обошла всё звено. Она не хотела никуда собираться, глаза слипались. Холодный океанский рассвет да копошение соседки не давали ей свалиться на песок от усталости.
Она оглянулась на дом, откуда слышались звуки падения вещей и топот сожительницы. За эту неделю Двести-Семидесятая так и не смогла запомнить её неудобоваримый номер и вообще предпочитала свести общение к минимуму. И сейчас она желала, чтобы та поскорее ушла, дала ей поспать. А потом можно будет собираться самой. Она ещё не решила, куда всё-таки ей следует отправиться, и надеялась, что про неё вспомнят и уточнят маршрут.
